— 'Обрый день. Чем я могу тебе помочь? — спросил он; как и на Самосе, на Хиосе было в ходу ионийское наречие.
— Мое судно только что прибыло в ваш порт. Я хочу пожертвовать Посейдону ягненка за то, что бог сохранил нас в пути. — Здесь Менедем куда явственнее ощущал свой собственный дорийский акцент, чем на Родосе, где все говорили точно так же, как и он сам.
— Я 'уду счастлив служить тебе, 'осподин, — ответил жрец. — Пойдем со мной, и ты сможешь 'ыбрать жертвенное животное.
— Благодарю, — сказал Менедем.
Он выбрал новорожденного ягненка, тычущегося в материнское вымя; овца издала печальный и гневный крик, когда жрец забрал у нее белоснежного детеныша.
— Позволь мне осмотреть его, чтобы убедиться — он 'ез изъянов.
Жрец тщательно изучил глаза, уши и копытца ягненка и кивнул.
— Посейдон примет его. — В мгновение ока он изменил тон с набожного на деловой. — Этот ягненок будет стоить тебе 'ве 'рахмы, 'осподин.
Менедем дал ему две родосские монеты. Жрец принял их без нареканий — Хиос и Родос чеканили деньги по одному стандарту, их монеты были немного легче афинских и куда легче эгинских. Жрец проворно обвязал веревку вокруг шеи ягненка и повел его к алтарю.
Помощник служителя принес чашу с водой. Менедем и жрец омыли руки. Как только жрец ритуально очистился, он побрызгал водой на ягненка. Потом жрец, Менедем и помощник жреца склонили головы и минуту молча молились. Ягненок заблеял, ему не нравились огонь, потрескивающий на алтаре, и пропитавший алтарь запах крови.
Помощник жреца осыпал немолотым ячменем ягненка, алтарь, жреца и Менедема. Жрец вынул из-за пояса нож, отрезал мягкий локон с головы ягненка и швырнул шерсть в огонь на алтаре.
Тут появились двое музыкантов — один с флейтой и второй с лирой — и начали играть, чтобы заглушить предсмертный крик жертвы. Помощник протянул жрецу топор. Жрец убил ягненка одним быстрым ударом, потом ножом перерезал ему горло. Помощник поймал кровь в серебряную чашу и побрызгал ею на алтарь.
Затем жрец и Менедем нараспев прочли гомеровский гимн Посейдону:
— Песня — о боге великом, владыке морей Посейдоне.
Землю и море бесплодное он в колебанье приводит,
На Геликоне царит и на Эгах широких,
Двойную честь, о земли колебатель, тебе предоставили боги:
Диких коней укрощать и спасать корабли от крушенья.
Слава тебе, Посейдон, — черновласый, объемлющий землю!
Милостив будь к мореходам и помощь подай им, блаженный!
[4]
— Мне великий Посейдон уже помог, — добавил Менедем. — И я благодарю его за это.
Пока они декламировали гомеровский гимн, помощник начал разделывать маленькую тушку ягненка. Он отдал богу его часть: бедренные кости, обернутые жиром. Когда он положил их на огонь, от запаха горящего жира у Менедема потекли слюнки. Как большинство эллинов, он редко ел мясо — в основном после жертвоприношений.
С легкостью, рожденной долгой практикой, помощник разрезал тушу на куски приблизительно одного размера. На этом разделывание туши после жертвоприношения закончилось. Помощник нанизал на вертел три куска мяса — для Менедема, для жреца и для себя. Два музыканта подошли ближе, чтобы тоже получить свою долю.
Все они стали жарить нежные куски мяса на огне над алтарем.
Умяв свою долю, Менедем спросил:
— Дозволяется ли выносить остатки туши за пределы священной территории?
В некоторых храмах это разрешалось, в других — нет.
Жрец покачал головой.
— Прости, но — нет… Такое у нас не 'озволяется.
— Хорошо, — ответил Менедем. — Бог честно получил свою долю моего подношения; покорнейше прошу местных служителей забрать остальное.
— Многие на твоем месте стали 'ы спорить, — заметил жрец. Он улыбнулся и сразу стал намного моложе. — Многие на твоем месте и 'прямь спорили. Да пребудет с тобой удача, родосец, и пусть тебе 'сегда покровительствует Колебатель 'емли.
— Прими мою благодарность, — ответил Менедем и двинулся к столице Хиоса.
* * *
Торговец вином Аристагор кивнул своему рабу. Когда лидиец соскреб вар вокруг пробки, чтобы открыть новый кувшин вина, Аристагор сказал Соклею:
— Воистину, о почтеннейший, ты должен попробовать вино этого урожая, дабы знать, что покупаешь.
— Благодарю за щедрость, — ответил Соклей. — Но если ты и дальше станешь поить меня неразбавленным вином, пусть даже и маленькими чашами, очень скоро я буду слишком пьян, чтобы отличить один урожай от другого. У меня уже начинает кружиться голова.
Аристагор от души рассмеялся, как будто услышал удачную шутку.
— О, да ты, как я посмотрю, весельчак! — сказал он Соклею.
Красный нос торговца свидетельствовал о том, что сам он усердно практикуется в дегустации вина, однако Аристагор при этом ухитрялся сохранять ясность ума.
Он повернулся к рабу.
— Ты еще не закончил, Алиатт?
— Сию минуту, хозяин, — ответил тот с монотонной лидийской интонацией.
Алиатт выковырял ножом пробку и налил немного золотистого содержимого кувшина в очень маленькие чаши.
— Вот, держи, — сказал Аристагор Соклею, протягивая ему одну чашу. — А теперь слушай… Этот кувшин запечатали в тот год, когда умер Александр, значит, это вино… — он подсчитал на пальцах, — уже тринадцатилетней выдержки.
Аристагор непринужденно улыбнулся — дружелюбной улыбкой человека, который зарабатывает на жизнь покупкой и продажей.
— Его возраст, стало быть, приближается к возрасту уже не мальчика, а мужчины. Давай попробуй, не стесняйся.
Соклей отхлебнул сладкого, душистого вина. Облизнул губы и вежливо одобрительно крякнул. Если бы он не пытался сбить цену на этот замечательный, но невероятно дорогой напиток, он разразился бы сейчас громкими восторженными возгласами.
— Вино и в самом деле очень хорошее, — пробормотал он.
— Хорошее? — переспросил Аристагор. — Хорошее?! — Дружелюбие его мгновенно сменилось негодованием. — Мой дорогой юноша, да это же настоящее ариосское вино, лучшее вино Хиоса, а значит, лучшее вино в мире.
— Никто с этим и не спорит. — Соклей отхлебнул еще, полный решимости не увлекаться. Это оказалось нелегко. Вино было настолько великолепным, что ему захотелось надраться, как скифу. — Но вот могу ли я позволить себе его купить — это другой вопрос. Сколько ты просишь за амфору?
— За обычную амфору, вместимостью немногим больше метрета? — уточнил Аристагор.
Соклей кивнул.