Великий перелом - читать онлайн книгу. Автор: Гарри Тертлдав cтр.№ 108

— Может, тебе и нужно. — У Марченко был особый акцент — украинский, как думал Нуссбойм, из-за этого его было труднее понимать, чем большинство русских. — Но нужно ли ему говорить с тобой?

У него это считалось остротой.

Через мгновение, оставаясь таким же мрачным, он кивнул.

— Ладно, иди обратно в старый лагерь.

Административные службы лагеря помещались в зданиях, лучше построенных и отапливаемых и не таких переполненных, как бараки зэков, хотя половина работавших здесь были зэками — клерки, посыльные и тому подобное. Это была гораздо более легкая работа, чем рубить сосны и березы. Заключенные глазели на Нуссбойма, бросая взгляды наполовину заговорщицкие, наполовину подозрительные. Вообще говоря, он был одним из них, но в то же время точный статус его оставался неясным и мог оказаться достаточно высоким, чтобы вызвать их возмущение. Быстрота, с которой он получил доступ к Скрябину, вызвала разговоры в канцелярии.

— Какие новости, Нуссбойм? — спросил полковник НКВД.

Нуссбойм был не такой большой фигурой, чтобы этот живой коротышка, полковник Скрябин, обращался к нему по имени-отчеству.

С другой стороны, Скрябин понимал по-польски, и это означало, что Нуссбойму не придется изъясняться с ним на уродливом местном жаргоне.

— Товарищ полковник, ящеры продолжают упорствовать, — сказал он по-польски. Поскольку Скрябин назвал его по фамилии, то и он не мог сказать полковнику: «Глеб Николаевич». — Могу я высказать свое мнение, почему так обстоит дело?

— Валяй, — сказал Скрябин.

Нуссбойм не знал, насколько умен полковник. Проницателен — это да, вне всякого сомнения. Но в какой степени настоящая интеллигентность является основой для живости ума — это вопрос другой. Теперь он откинулся на спинку своего кресла, сцепил пальцы рук и изобразил перед Нуссбоймом внимание — или его видимость.

— Их причины, я думаю, исключительно религиозные и иррациональные, — сказал Нуссбойм, — и поэтому они относятся к ним глубоко и искренне. — Он рассказал о почитании Императоров, охватывающем всю Расу, закончив так: — Они могут пожелать принести себя в жертву, чтобы присоединиться к ушедшим Императорам.

Скрябин закрыл глаза на некоторое время. Нуссбойм подумал, слушал ли он его вообще и не захрапит ли он в следующий момент. Затем Скрябин вдруг, рассмеялся, поразив его.

— Ошибаешься, — сказал он. — Мы сможем заставить их работать, причем с легкостью.

— Извините, товарищ полковник, но я не понимаю как.

Нуссбойм не любил проявлять свою некомпетентность. НКВД вполне мог предположить, что если он не знает чего-то одного, то может не знать слишком многого, и в дальнейшем лучше обойтись без его услуг. Он знал, что такое бывало.

Но полковник Скрябин казался удивленным, а не рассерженным.

— Ты, вероятно, слишком наивный. Возможно, ты просто невежествен. Любой увидит твою слепоту. Вот что ты скажешь этому Уссмаку, который думает, что мы не сможем убедить его делать то, что требуют рабочие и крестьяне Советского Союза…

Он дал подробные инструкции, затем спросил:

— Теперь ты понял?

— Да, — сказал Нуссбойм с уважением, невольным, но реальным. Скрябин был очень проницательным или действительно умным.

— Теперь немедленно отправляйся туда и покажи этому ящеру, что он не может противопоставить свою волю исторической диалектике, ведущей Советский Союз к победе.

— Я иду, товарищ полковник, — сказал Нуссбойм. У него было свое мнение об исторической диалектике, но полковник Скрябин его не спрашивал. Если повезет, и не спросит.

Капитан Марченко сердито посмотрел на вернувшегося Нуссбойма. Его это не расстроило: Марченко смотрел на него сердито всегда. Нуссбойм вошел в барак, наполненный бастующими ящерами.

— Если вы не приступите к работе, некоторые из вас будут расстреляны, — предупредил он, — полковник Скрябин суров и решителен.

— Мы не боимся, — сказал Уссмак. — Если вы убьете нас, духи Императоров прошлого будут охранять нас.

— В самом деле? — спросил Давид Нуссбойм. — Полковник Скрябин сказал мне, что многие из вас — мятежники, которые убили собственных офицеров. Даже те, кто в этом не участвовал, наверняка передавали секреты Расы Советскому Союзу. Почему Императоры захотят иметь дело с вашим духом?

Жуткая тишина воцарилась в мятежном бараке. Затем ящеры тихими голосами заговорили между собой, большей частью слишком быстро, чтобы Нуссбойм смог понять. Но общий смысл он уловил: что-то такое, о чем каждый ящер мог думать про себя, но никогда не осмеливался обсуждать это вслух. Он отдал Скрябину должное: тот прекрасно понял, как работает разум чужаков.

Наконец Уссмак сказал:

— Вы, Большие Уроды, идете прямо к убивающему выстрелу, не так ли? Я не покинул Империю, в том числе и духом, но Императоры могут покинуть меня. Это верно. Смею ли я использовать шанс выяснить это? Смеем ли мы использовать шанс узнать это?

Он повернулся к пленникам и повторил свои вопросы громко.

В Польше ящеры презрительно называли демократию «счет особей». Сейчас при обсуждении они использовали нечто необыкновенно похожее. Нуссбойм ничего не говорил, пока они спорили, и старался, насколько мог, разобраться в их дебатах.

— Мы будем работать, — сказал Уссмак. Голос его звучал печально и униженно. — Но нам требуется больше пищи. И… — Он замялся, затем решил договорить. — Если бы вы смогли обеспечить нас травяным имбирем, он скрасил бы нам эти длинные тоскливые дни.

— Я передам ваши требования полковнику Скрябину, — пообещал Нуссбойм.

Он не думал, что ящерам увеличат паек. Достаточного количества еды не получал никто, кроме охранников, их доверенных лиц и поваров. Имбирь — другое дело. Если он эффективно одурманивает их, то его они смогут получить.

Он вышел из барака.

— Нормально? — гаркнул ему капитан Марченко.

— Забастовка закончилась, — ответил он по-польски, затем добавил немецкое слово «капут», чтобы быть уверенным, что охранник понял его.

Марченко кивнул. Он по-прежнему был зол на весь мир, но не выглядел как человек, готовый палить из автомата в окружающих, что он частенько проделывал. Он приказал Нуссбойму вернуться в свой лагерь.

По дороге он увидел Ивана Федорова, который шел, хромая, в лагерь в сопровождении охранника. Правая штанина у Федорова была в крови. Федоров посмотрел на него, пожал плечами, затем отвернулся У Нуссбойма запылали щеки. Это был не первый случай. С тех пор как он стал переводчиком у ящеров, он почувствовал холодок в отношении к нему людей из его бывшей бригады. Они слишком явственно указывали ему, что он больше не из их числа. Его не просили предать или доносить на них, но они обращались с ним с тем же подозрительным вниманием, которым удостаивали любого зэка, перешедшего из их рядов на работу с администрацией лагеря.