— А что случилось-то? — снова не выдержала Женя.
— В аварию попала. Из больницы прислали телеграмму. Тамара как уехала в Тольятти, так только через три месяца вернулась. Светку на руках в дом внесла. От девки тень одна осталась: ни ходить, ни говорить. Руки нет, глаза нет, пол-лица обожжено. Ребенка она потеряла, а уж на восьмом месяце была. Мужик, ясное дело, бросил. Калека — она кому, кроме матери, нужна?.. Мы с Тамарой и нянчились с ней. Вроде как выходили. Она у нас и ходить стала, и по дому даже старалась помогать, а все чахла. Бывало, выйдет во двор, сядет на стульчик раскладной, на солнышке греется. Думает о своем, а слезы по лицу так и катятся. А она их и не отирает, будто и не замечает вовсе… Эх, пропала девка ни за что! — Ольга Вячеславовна кухонным полотенцем промокнула пот со лба, тряхнула головой, откидывая назад прядь черных волос, и объявила. — Ну, вот и готов наш борщ. Щас петрушку закину да и есть будем. Вы ведь, поди, некормленные. Откуда приехали-то? Я и не спросила.
— Вообще-то из Екатеринбурга, но сейчас из Ростова, — туманно ответила Евгения.
Из кастрюли пахло так аппетитно, что сестры не нашли в себе сил отказаться от обеда, хотя и испытывали неловкость от того, что приходится есть в чужом доме, в который явились без приглашения.
— Простите, вы сказали, что ваша молодая соседка умерла десять лет назад, — сказала Светлана, не решаясь отправить в рот ложку с дымящимся ярко-оранжевым борщом, приправленным густой сметаной. — Но я была в этом доме как раз десять лет назад, в это же время года. Мы с мамой приезжали и ночевали тут.
— Да? — удивилась Ольга Вячеславовна. — А я и не знала. Приезжала, стало быть, ваша мама подружку перед смертью проведать, попрощаться. Может, Светлана написала ей, что умирает. У нее ведь рак был. Мы поздно спохватились. Как узнали, ничего уж поделать было нельзя. Сколько облучали ее, бедную, кололи — только волосы все повылазили. А осенью ушла она от нас… И откуда этот рак берется! Верно, от аварии беда на нее такая нашла… А Тамара в прошлом году ушла… Царствие им небесное… И только перед смертью и призналась мне, что дочка-то не просто так в аварию-то попала, а взорвали ее вместе с машиной!
— Как — взорвали? — Светка так и подскочила на своем табурете, уронив ложку на пол.
— Бомбу подложили в «Жигули». — Ольга Вячеславовна дотянулась до ящика разделочного стола и протянула гостье чистую ложку. — А кто уж, да за что, того не знаю. А Тамара до самой смерти боялась даже поминать об этом… Сына своего все в гости ждала. Так и не дождалась. Я ему уж потом телеграмму отбила на пол-листа. Так и написала: поимей совесть, выполни сыновний долг перед матерью, проводи в последний путь! Он, правда, прилетел. Думаете, с матерью проститься? Ничего подобного. Только с кладбища вернулись, как он мне: «Посоветуй, Вячеславовна, как скорее дом продать». Я говорю: «Это ты какой же дом собрался продавать?» — «Как какой? Свой, отцовский!» — «А с чего это он твой? Ты сестру-калеку нянчил? Ты мать парализованную досматривал? Или деньгами им помог? Раз только полтинник и прислал, когда со Светкой горе приключилось. А сколько на лекарства денег-то ушло?!» Дом-то Тамара мне отписала. Я сюда и переселилась, а свою хату детям оставила. И так уж последние годы почти постоянно здесь и жила, с невестками не лажу. Да и к Тамаре через забор не набегаться, ей же постоянный нужен был уход. Так что, вы думаете, сынок удумал? Выкопать мать обратно и экспертизу провести на предмет ее вменяемости! Она, говорит, в последние годы не в своем уме была, вот вы и воспользовались случаем дом захватить. Это ж надо такое придумать! Посмертную экспертизу на дееспособность проводить! Мои сыновья, как такое услыхали, так чуть не прибили его, гада. Еле ноги отсюда унес. А в суд все же подал заявление. Да ничего не высудил. Судьи тоже ведь понимают, что завещание есть завещание. И не бедный Тамарин сынок есть у него жилье…
Поняв, что Вячеславовна затронула больную для себя тему и не скоро с нее сойдет, Евгения осторожно перевела разговор.
— Скажите, а в каком году Света и ее подруга уехали в Тольятти?
— В каком году? Дай бог памяти… А что ж, я вам точно сейчас скажу. Это ж Сашка мой вот-вот из армии должен был вернуться. Я еще просила Светку: ты дождись парня, любит он тебя, может, что и выйдет у вас хорошее… Куда там! Это был восемьдесят третий. Октябрь, наверное.
— А когда с ней несчастье случилось?
— А это уж был восемьдесят седьмой, самое начало февраля. У меня как раз первая внучка родилась.
Девочки многозначительно переглянулись. Февраль восемьдесят седьмого — эта дата говорила им о многом. Именно в это время их мать переселилась в Екатеринбург. И Евгения спросила:
— А у вас не осталось фотографий Светланы? Писем, может, каких-нибудь?
— Писем точно нет никаких. Они и не хранили. А фотографии я весной еще пожгла. Кому они теперь нужны, кто в них заглянет! Так, пару штук себе на память оставила.
Ольга Вячеславовна ушла из летней кухни в дом и вскоре вернулась с цветной фотографией, протянув ее сестрам с гордостью, будто умершая девушка была ей дочерью, а не всего лишь соседкой.
— Вот вам и красавица наша.
Девушку и впрямь можно было назвать красивой. Нежный овал лица, светлая челка, прикрывающая высокий лоб, аккуратный носик, пухлые чувственные губы, слегка растянувшиеся в улыбке, и при этом застывшее в больших зеленых глазах нечто жалостливое, будто тогда уже знала, какая участь ей уготована так много поначалу обещавшей судьбой.
— А можно я сфотографирую снимок? — спросила Света, доставая из рюкзачка фотоаппарат и не решаясь просто попросить снимок.
— Сфотографируешь снимок? — удивленно переспросила Вячеславовна. — И что это у тебя получится? Забирай уж на память о материной подружке. Ты очень похожа на свою мать в дни ее молодости. Смешная такая была девчонка, бойкая. Все песенку какую-то напевала прибалтийскую, говорила, бабушка в детстве научила.
— Бабушка? — Пораженные девчонки выдохнули это слово одновременно.
— Ну да, сказала, бабушка… А эту Светочкину фотографию я часто вижу — я с нее на памятник портрет заказала. Я ведь не просто похоронила соседок да забыла: и поминки такие устроила, что вся улица диву далась, и могилки в порядке содержу. Так что мне этот дом не даром дался. Я его уж и побелила, и в порядок привела. До забора только руки не дойдут. Сын все обещает помочь, да никак не соберется заменить.
— По этому забору мы вас и нашли, — улыбнулась Светлана, пряча фото в рюкзачок. — Спасибо вам за рассказ, за обед. Нам пора уже.
— А то оставались бы на пару деньков погостить, — как-то по-матерински предложила им вдруг женщина, еще пару часов назад бывшая вовсе незнакомой. — Внуки у меня на море, так что одна скучаю. Пирожков напечем, на кладбище сходим.
После того как девочки решительно отказались принять предложение, хозяйка проводила их до калитки, и они пошли в сторону вокзала, до которого, как выяснилось, всего-то было минут десять ходу.