Девушка из лаборатории - читать онлайн книгу. Автор: Хоуп Джарен cтр.№ 31

— Не уверена, что это хорошая идея, — вмешалась я. — Разве обезьяны не орут по утрам, как петухи?

— Это ты нам скажи, — буркнул Билл, затаптывая окурок. — Ты же спишь с мартышкой.

Он явно имел в виду моего парня, с которым мы бесконечно сходились и расходились и который действительно не блистал умом. Я усмехнулась, и Билл взялся разгружать наш переносной холодильник. Потом он сразу начал ставить мою палатку, отложив до поры свою — верный знак того, что он не хотел никого обидеть. Чтобы показать, что и не думала обижаться, я перебрала содержимое холодильника, пытаясь придумать что-нибудь на ужин.

— Похоже, у нас сегодня ужин на палочке, — сообщила я, не найдя ничего впечатляющего.

— Прекрасно, — одобрительно отозвался Билл, в рекордные сроки управившийся с палаткой. — Мой любимый ужин, — добавил он безо всякой иронии, после чего вытащил охапку деревяшек и занялся костром.

Перед каждой поездкой мы взяли в привычку навещать деревообрабатывающую мастерскую при кампусе и перетаскивать в мой фургон обрезки дерева, которые иначе попали бы в измельчитель. Потом мы пополняли запасы картона в перерабатывающем центре студенческого городка. Затем, на выезде из города, покупали растопку для камина — одно горючее полено на каждую ночь — и гору случайной еды, после чего считали себя полностью экипированными для экспедиции. С помощью этих нехитрых материалов мы каждую ночь разводили «костер Энди Уорхола»: «вечное» полено использовалось как зажигалка для остальных материалов, и пламя получалось ослепительно-ярким. На таком огне даже можно было готовить — правда, при двух условиях: у вашей кофты рукава из негорючего материала и вы не против, если еда останется в середине сырой и холодной.

«Ужин на палке» — разновидность трапезы, подразумевающая, что все участники находят себе палки, нанизывают на них что душе угодно, поджаривают это на костре и съедают. Единственное правило: если нашел действительно удачное сочетание, нужно приготовить свое «блюдо» на всю группу или хотя бы попытаться повторить и поделить на всех результат. Кнедлик в ту экспедицию был в ударе и умудрился запечь груши в банке из-под колы (для этого ее пришлось разорвать пополам и весьма изобретательно прикрепить к палке). Согласно общему мнению, его груши в соусе из шоколадок Hershey's стали венцом нашей походной стряпни (не считая легендарных кнедликов, конечно), так что по спальным мешкам все разошлись довольными.

Я задремала, но ненадолго: вскоре меня бесцеремонно разбудил слепящий свет фонарика и чей-то низкий голос. Высунувшись из палатки, я спросила:

— Чем могу помочь, офицер?

Патрульный явно ожидал увидеть перед собой немытого пьяного мужчину, а потому появление опрятной и адекватной женщины его немало удивило. Он поинтересовался, что мы тут делаем; я в ответ в подробностях рассказала все о нашей полевой экспедиции, особенно подчеркнув, что как педагог обязана была исполнить желание одного из наших талантливых студентов, предложившего посетить прославленные «Обезьяньи джунгли» до того, как его краткая юность минет безвозвратно.

Как это часто бывает в подобных ситуациях, пока я соловьем разливалась о прекрасных и не имеющих себе равных почвах Флориды, скептицизм представителя власти сменился радушием. Через пару минут он уже готов был и постоять на страже, пока мы спим, и сопроводить нас в обратный путь, когда мы отправимся в Атланту. Я с благодарностью отклонила его предложения, заверив, что непременно наберу из таксофона 911, если нам что-то понадобится в дороге. На том мы и распрощались.

Когда он уехал, из своей палатки выглянул Билл:

— Отличная работа. Это было впечатляюще.

Я посмотрела на звезды и глубоко вдохнула влажный воздух.

— Черт. Обожаю Юг.

Удивительное гостеприимство южных штатов проявило себя и на следующее утро, когда на кассе «Джунглей» всю нашу группу пропустили внутрь за $57 — ровно столько наличности мы с Биллом смогли наскрести по карманам. Едва мы миновали фойе и заглянули в двери, ведущие к «Джунглям», как нас оглушили страшные вопли. Их источником оказалась разношерстная ватага обезьян, бóльшая часть которой решила поприветствовать нас лично.

— Господь милосердный, я как будто в лабораторию вернулся, — сказал Билл, морщась. Я знала эту гримасу: она означала приближение мигрени.

Мы оказались в огромном дворе комплекса зданий, напоминающих ближайшую к вам автоинспекцию и по архитектуре столь же изысканных. Над нами был раскинут купол из мелкоячеистой проволочной сетки — в некоторых местах явно не раз порванный и залатанный снова. Как и обещала реклама на щите, посетители вида Homo sapiens должны были передвигаться по коридору, ограниченному стальными прутьями.

«Обезьяньи джунгли» и правда оказались копией моей лаборатории. Чем больше я об этом думала, тем очевиднее становилось сходство. Да, возможно, здесь градус безумия был чуточку выше — но в остальном происходящее в вольере мало отличалось от того, что творилось в процессе исследовательской работы. Три яванские макаки, ломавшие голову над какой-то проблемой, которую не могли ни решить, ни забыть, бросились к нам в надежде, что мы знаем ответ. Белорукий гиббон безжизненно висел на сетке над нашими головами; пребывал он в объятиях сна, смерти или где-то между этими состояниями, сказать было невозможно. Две маленькие беличьи обезьянки, похоже, оказались в специально для них написанной пьесе Сэмюеля Беккета и теперь страдали наполовину от созависимости, наполовину от отвращения. Иронично, что две другие беличьи обезьянки, судя по всему, ладили очень хорошо.

Позади них высоко на ветке сидел одинокий ревун, который оглашал окрестности собственным переложением Книги Иова на обезьяний язык. Периодически он вскидывал руки к небу, как бы требуя у него объяснения, почему праведники должны страдать. Краснорукий тамарин скрючился и потирал ладони, явно замышляя недоброе. Две очаровательные мартышки дианы, отрешившись от этого царства скуки, тщательно чистили друг другу шерстку. Несколько утомленных капуцинов прочесывали периметр, раз за разом маниакально проверяя пустые кормушки в поисках изюма, который совершенно точно был там еще минуту назад.

— Человек человеку волк, а мартышка мартышке мартышка, — изрекла я.

Тут мне на глаза попался Билл. Он стоял в дальнем конце двора нос к носу с паукообразной обезьяной: их разделяла только потрепанная сетка. У обоих была одинаковая прическа — взлохмаченная темно-каштановая пакля, отдельные пряди которой торчали в разные стороны, поскольку уже пару недель удостаивались максимум пары движений расческой. Лица их покрывала идентичная щетина, спины были мягко сгорблены, а полурасслабленные руки — готовы в любой момент прийти в движение. Ясные блестящие глаза обезьяны были широко распахнуты; судя по выражению мордочки, этот обитатель вольера пребывал в постоянном шоке от происходящего.

И Билл, и обезьянка были очарованы друг другом: остальной мир, казалось, перестал для них существовать. Наблюдая за ними, я почувствовала в животе специфическую щекотку — верный признак близящегося приступа смеха, который не остановить и после того, когда он уже перестанет радовать.