Девушка из лаборатории - читать онлайн книгу. Автор: Хоуп Джарен cтр.№ 14

Проведя в лаборатории пару месяцев, я научилась отлично «заряжать» пакеты, не только успевая за Лидией, но иногда и обгоняя ее. Старший фармацевт постепенно перестал находить в моей работе ошибки, и через некоторое время новообретенная уверенность превратилась в скуку. Испытывая себя, я придумывала разнообразные ритуалы, призванные сэкономить время: от последовательности препаратов на столе до количества шагов к телетайпу. Изучая фамилии на наклейках, я начала узнавать пациентов, которым день за днем требовались одни и те же медикаменты. Теперь мне доверяли и маленькие пакеты, требовавшие сложных слабых растворов и предназначенные для недоношенных детей. Вместо имени и фамилии на таких заказах значилось только «маленький мальчик, Джонс» или «маленькая девочка, Смит».

Иногда мне передавали «заказ на вскрытие», распечатанный вторым, чаще молчавшим телетайпом. Он сообщал, что пациент, нуждавшийся в лекарстве, умер, поэтому пакет больше не понадобится. Если во время работы старший фармацевт стучал меня по плечу и передавал такую наклейку, я вставала, подходила к раковине, разрезала (или «вскрывала», отсюда и название) пакет и выливала его содержимое. Затем, на обратном пути, нужно было взять следующий заказ. Однажды «заказ на вскрытие» пришел для пакета пациента химиотерапии, чье имя я каждый день сама выуживала из списка. Я замерла и огляделась, чувствуя, что хотела бы отдать последний долг — да вот только кому?

Время шло, и моя вера в самое важное на свете дело начала сменяться ощущением бессмысленности всей нашей цепочки специалистов, которая поддерживала этот бесконечный ежедневный круговорот заказов и препаратов. С такого, намного более мрачного ракурса казалось, будто больница — лишь место, где людей изолируют и накачивают лекарствами, пока они либо не умрут, либо не выздоровеют. Только и всего. Нельзя никого исцелить. Можно только следовать рецепту, а потом ожидать, что получится.

Как раз в тот момент, когда я достигла пика разочарования, один из преподавателей предложил мне долгосрочный контракт в своей лаборатории, где я могла учиться и работать одновременно. В одночасье у меня появилась финансовая возможность обеспечивать себя до самого выпуска. Так что я перестала спасать чужие жизни — вместо этого меня ждало спасение жизни собственной. Спасение от перспективы сойти с дистанции, вернуться домой и там связаться с каким-нибудь парнем. От свадьбы, сыгранной в провинциальном городке, и от неизбежных детей, которые, став старше, начнут ненавидеть меня за попытки реализовать через них свои амбиции. Вместо этого я выбрала долгий и одинокий путь взросления под потрепанным знаменем первооткрывателя, который хоть и не уповает уже на землю обетованную, но все еще надеется, что там, где он окажется в конце концов, будет лучше, чем здесь.

Предупредив о грядущих переменах отдел кадров, я в тот же день отправилась на перерыв вместе с Лидией. Дымя сигаретой, она убеждала меня не покупать «шевроле» — эти машины не годятся для женщин-водителей. То ли дело «форд»: она ездит на них всю жизнь, и хоть бы один сломался. Дождавшись паузы, я рассказала Лидии о приглашении на другую работу и о своем уходе из лаборатории. Даже проработав тут всего полгода, я начала понимать, какое это адское место — как Лидия и говорила мне с самого первого дня.

С пророческим пафосом заявив, что однажды у меня будет своя лаборатория — даже более крупная, чем та, где мне предстояло работать, — я пообещала брать на работу только людей, разделяющих мою научную страсть, и закончила эту пламенную речь маленьким крещендо: цитатой из десятой главы. Вполне очевидно, говорила я, что «я буду охотней работать в своем доме, чем у кого-нибудь чужого».

Я знала, что Лидия меня слышит, а потому немало удивилась, когда она лишь отвела взгляд и глубоко затянулась, ничего не ответив. Затем, стряхнув пепел с кончика сигареты, она продолжила рассуждать о машинах ровно с того места, на котором остановилась. С работы мы обе вышли в одиннадцать часов, но, подождав немного, в тот вечер я отправилась домой пешком.

Ночь выдалась ясной и такой морозной, что снег под ногами поскрипывал. Через несколько домов меня обогнала машина Лидии, и я ощутила новый укол одиночества. «Сам не знаю почему, но мне почудилось, будто надо мной нависло облако, словно я что-то утратил или чего-то мне не хватает», — процитировала я по памяти главу тридцать пятую. Затем проводила взглядом огонек единственного рабочего поворотника на знакомой машине, пониже пригнула голову, защищаясь от ветра, и молча продолжила путь домой.

Нет большего риска, чем тот, на который идет первый корешок. Да, при определенном везении он потом найдет воду — но сперва станет якорем, который навсегда прикует зародыш к месту и лишит его мобильности, какой бы иллюзорной она ни была. Выпустив первый корешок, растение больше не может тешить себя надеждой (пусть и призрачной) найти менее холодное, менее сухое и менее опасное место. Теперь ему придется встречать заморозки, засуху и жадные жвала вредителей, не имея возможности бежать. У этого маленького проростка всего одна попытка угадать, какими окажутся грядущие годы, десятилетия, даже века для того кусочка земли, где он решил осесть. Оценив текущее освещение и влажность, росток соотносит их с перспективами, а потом с головой ныряет в работу — причем буквально.

В ту минуту, когда первый участок зародыша (он называется «подсемядольное колено») покидает оболочку семени, на карту ставится абсолютно все. Корень углубляется в землю раньше, чем росток устремляется к небу, — поэтому зеленая ткань на несколько дней или даже недель будет лишена возможности производить пищу. Создание корневой системы истощает последние запасы семени. Ставка в этой игре — жизнь, поражение означает смерть, а вероятность успеха ничтожно мала — один шанс на миллион.

Зато победа дает все. Если корень находит необходимое, он становится стержневым и превращается в якорь, способный крушить грунт и на протяжении многих лет перемещать за день многие галлоны воды — причем лучше, чем любой рукотворный насос. От него отходят боковые корни, которые переплетаются с корнями соседнего растения. Они способны предупреждать об опасности, взаимодействуя так же, как нейроны через синапсы мозга. «Зона покрытия» корневой системы дерева примерно в сотню раз больше, чем поверхность всех его листьев, вместе взятых. Целиком уничтожьте надземную часть растения — и оно все равно упрямо вернется к жизни благодаря одному уцелевшему кусочку корня. Не единожды и даже не дважды.

Глубже всего забираются корни деревьев акации (род Acacia). При строительстве Суэцкого канала шипастые корни маленькой воинственной акации встретили рабочих на глубине «12 метров», «40 футов» или «30 метров» — в зависимости от того, какому источнику вы доверяете: Томасу (2000), Скену (2006) или Рейвену с соавторами (2005). Полагаю, все они включили эту историю в свои учебники по ботанике, чтобы рассказать читателям что-то о гидравлике, но вместо этого подарили мне размытое и туманное ложное воспоминание.

Представьте: 1860 год, толпа мужчин в истрепанной одежде истово роет землю и на глубине 30 метров натыкается на живой корень. Так и вижу, как они стоят, хватая ртами зловонный воздух, медленно преодолевая удивление и сознавая, что корень этот принадлежит какому-то растению высоко у них над головами. Думаю, акация тоже была немало удивлена, когда ее корневая система, надежно скрытая под камнями, внезапно оказалась на свету. Это привело к колоссальному выбросу гормонов — сначала локальному, а потом затронувшему каждую ее клеточку.