Через некоторое время он заметил, что теперь чаще пьет один, чем в компании. Пьет, не тратя времени, молча и методично.
Ему стали не нужны друзья.
Он просто выпивал определенную дозу и вырубался. Иногда прямо там, где пил. Иногда, если не хватило, покупал добавку и догонялся уже дома, поднявшись на площадку следующего этажа.
Несколько раз его приводили домой соседи. Иногда они просто спускались и звали его родителей.
Красин кивает сам себе.
Когда ты алкоголик, у тебя нет стыда. У тебя нет совести. У тебя нет ничего.
Кроме льющейся в пищевод спиртосодержащей жидкости. И когда первый глоток достигает желудка, это как взрыв. И мир раздвигается, становится огромным. Только ради этого ты и живешь. Ради момента невыразимого, необъятного, все затмевающего счастья. Чтобы его достичь, можно сделать многое.
Жажда и море.
Две его страсти.
Его пытались лечить. Но единственное, что могло бы по-настоящему его вылечить – это море. Только вот не сложилось.
Красин из недавнего прошлого встает и начинает собираться. Надевает комбинезон, продранный на коленях, душный от грязи полосатый свитер. Причесывает волосы пятерней. Смотрит на себя в осколок зеркала.
Темные волосы с проседью, темные глаза.
Потом садится на пол. Он еще не закончил себя жалеть.
Он чувствует запах креозота в туннелях. Чувствует, как пахнет горячий металл. Сейчас он еще немного пожалеет себя, сидя на бетонном полу рядом с койкой, потом встанет и пойдет подметать коллекторы рядом со служебкой слесарей…
Когда-то давно ему собирались доверить боевой корабль.
Сейчас с трудом доверяют даже метлу.
Он помнит тот день, когда ему сказали, что он прошел по конкурсу. Военно-морская академия. Специальность: навигация и судовождение. Конкурс – сорок человек на место. И он прошел. Он будет штурманом. Возможно, даже капитаном.
Он не пил к тому времени полгода. Завязал и приналег на учебу. Математика и английский, физика и физкультура, репетитор и учебники. К марту, когда начинался предварительный конкурс, он был одним из лучших. Он сам это знал. Желание поступить горело в нем яростным, холодным огнем.
Это желание видели в нем преподаватели.
Это желание видели в нем однокурсники.
Это желание видел даже он сам.
«Я сам во всем виноват», – говорит отражению Красин из недавнего прошлого. Потом встает и убирает осколок зеркала в железный шкаф. Там лежат учебники по навигации, справочники по судовождению и прочее. Все, что он насобирал за двадцать лет после Катастрофы.
Книги дешевы. Потому что никому, кроме спивающегося уборщика, они не нужны.
Там же, в шкафу, висит черная военно-морская шинель с лейтенантскими погонами.
Он не имеет право ее носить. Но она висит в шкафу, таинственная и мрачная, ожидая своего часа. И даже в самый запойный период он сумел ее сохранить.
Красин из недавнего прошлого точно не знает, зачем ему шинель.
Красин, что стоит в лодке сейчас, положив руки в карманы, в черной пилотке, и улыбается, прекрасно знает.
Чтобы через двадцать лет после Катастрофы в море вышел один недоучившийся морской офицер на ржавой лодке-музее.
В общем-то, все правильно.
Огни пульта все еще горят. Воды уже выше пояса. А фляжка с коньяком все еще в кармане.
Коньяк тоже особый. Для особого случая.
Тыщ! С треском лопается уцелевшая лампочка в аккумуляторном отсеке.
Красин улыбается.
Когда он услышал о сумасшедшей команде диггеров, что собирается дойти до ЛАЭС, то понял – вот он, шанс.
И он этот шанс использовал по полной.
Он все-таки вышел в свой первый и единственный морской поход. Кто в мире после Катастрофы может похвастаться тем же?
Когда перед Красиным встает в полутьме затопленного отсека серая огромная фигура, он хмыкает. Испугали, тоже мне. Когда наступало похмелье, он видел такое, что этот серый монстр – просто забавная домашняя зверушка.
Что-то вроде корабельной кошки.
Серый гигант смотрит на него и молчит. Лицо его морщится – крошечное, почти детское.
Красин кивает. Ты прав. Пора.
Он аккуратно достает из внутреннего кармана шинели особую фляжку, отвинчивает крышку. Подносит к носу и медленно вдыхает аромат коньяка.
Вот оно.
Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать – это последний в его жизни корабль и это последний в его жизни коньяк.
Красин улыбается, подносит фляжку ко рту. Губы касаются металлического горлышка. Все тело поет в предвкушении…
Пауза.
Красин отнимает фляжку от губ, смотрит на нее, затем на серого… и медленно наклоняет. Драгоценная коричневая жидкость льется вниз, в черную пенящуюся воду, и исчезает.
Организм вопит: не-е-е-ет!
Вернее, даже: не-е-е-е-е-ет! Только не это!
Красин разжимает пальцы и отпускает фляжку. Она падает в воду. Бульк. Вот и все.
Он выпрямляется и подносит ладонь к виску.
– Товарищ начальник экспедиции, подводная лодка С-189 поход закончила. Докладывал командир корабля лейтенант Красин.
Когда в следующее мгновение длинная рука ломает его грудную клетку, он думает: я победил.
* * *
Иван смотрит вперед.
На него смотрит кто-то. Если соотнести размеры этого кого-то и подводной лодки С-189, то… Иван молчит. Нечто нечеловеческое, равнодушное есть в том, кто смотрит на диггера. Иван видит только глаза. Этот кто-то больше лодки. Иван не в силах охватить его разумом, поэтому просто ждет. Остатки воздуха в груди перегорают в едкую черную горечь. И они глядят друг на друга. Потом этот другой срывается с места, плавно поворачивается – движение, мельтешение щупалец – и все, этот кто-то плавно исчезает вдали.
Иван смотрит ему вслед, начиная чувствовать запоздалое удушье. От ужаса.
…Ледяная вода. Иван почувствовал, как его тащат, дергают – а хочется, чтобы оставили в покое, дали отдохнуть. Поспать… Хлещущая в стекла противогаза вода. Ноги волочатся по чему-то упругому и в то же время мягкому. Пам. Песок. Бум. Камни.
Холод.
Режущий колени холод, от него хочется закрыть глаза и спать. Ступни обморожены.
* * *
Серое небо нависало, просвечивая белым и грозовым. Иван лежал на спине, раскинув руки, на стеклах были капли.
Он смотрел сквозь капли на это клубящееся небо и думал, что сейчас сорвется и улетит туда. Да куда угодно улетит – только не к тому, что сидело в воде.