– Что еще?
– Вроде бы организация продолжала работать при последующих Генсеках, контролируя окраины, потому что КГБ не имел право вести разработку Первых Руководителей Национальных окраин…
Ну да, так и было. Интересно… Копать под местных царьков силовики не могли, но из СССР никто не сваливал. И даже сильно своим положением не злоупотреблял – так, шалили по мелочи. Да, есть такая историческая загадка. Гигантская, разноязыкая, разнородная, с разными религиями и укладами, словно из лоскутов сотканная страна, которая по всем канонам и прогнозам должна была расползтись на куски – стояла, причем незыблемо! Да еще полмира под себя пыталась загрести!
Как? Как можно было мониторить состояние дел на местах, узнавать о заговорах, о махинациях, об опасных контактах и настроениях, когда некому этого было делать? Потому что запрещено! Или было кому?
Непонятно. Но интересно.
– Что еще узнал?
– Ничего.
– Копай дальше! Рой! Нюхай! Есть человек – работает, хлопцев твоих лопатой, один против всех – в капусту шинкует. Под меня копал, а ты прохлопал. Один против всех! В регионе, куда послали, вон что наворочал.
– А может?
– Может быть! Но даже если соврал, если преувеличил, даже если в половину – один хрен больше, чем все наши службы вместе взятые! Ищи, узнавай. За ним следи!
– Но как, если он…
– А я скажу как – по эху! По трупам… По убитым террористам. По ликвидированным группировкам. По результату! Который уже есть. И будет. У него – будет! А у тебя, у вас у всех… Иди. Работай! Учись! Хотя бы у него!
* * *
– Вы хотите получить работу?
Еще бы, за такие деньги! Да не здесь, а за кордоном! Да в валюте! С подъемными и премиями…
– Я почитал ваше резюме. Образование… Неплохо. Опыт работы… Вполне. Языки… Прекрасно. Кроме английского – арабский и турецкий. Это говорит о вас положительно. Армия… Вы офицер?
– Да, я писал, я окончил Рязанское училище, но это было давно.
– То есть вы десантник? Приходилось принимать участие в боевых действиях?
– Ну так, немного. Не хочется об этом вспоминать. Я довольно быстро вышел в отставку. По ранению.
– Хорошо, не будем ворошить ваше боевое прошлое… Вот этот пункт – вы, кажется, состояли под судом?
– Ну не то, чтобы… Ну, то есть, конечно, было такое. Но это чистое недоразумение, потому что я…
– Сколько лет вы провели в местах лишения свободы?
– Пять.
– Пять лет за чистое недоразумение?
– Ну не то, чтобы… Просто роковое стечение обстоятельств. Адвокат… Прокурор…
– Вы не беспокойтесь. Меня совершенно не пугают ваши сроки. Как говорится – от сумы и тюрьмы…
– Какая статья?
– Три двойки. Экономическая статья. Торговля.
– Чем?
– Ну там различное спецоборудование.
– Вы можете ничего не скрывать, я всё равно узнаю. Чем торговали?
– Оружием.
– А с кем отбывали?
– В каком смысле?
– В смысле, кто зону держал, когда вы находились в заключении, кто был в авторитете?
– Лёха Иркутский.
– А ваша кличка, простите?
– Калаш.
– Почему Калаш?
– Я АКМ торговал – калашами. На них и спалился.
– Понятно. Больше отсидок не было?
– Нет, больше не было… Здесь.
– А где были?
– Ну, там, по мелочи. На юге. Не у нас.
– Тоже случайно?
– Совершенно. Просто под раздачу попал.
– Языки выучили там?
– Ну да, делать было нечего, русского телевидения и книг не было. И других русских не было, я один. А общаться как-то надо. Пришлось, от скуки. Я так понимаю, что вам не подхожу?
– Почему вы так решили?
– Ну, биография. Отсидки здесь и там. И вообще…
А что биография? Очень приличная биография: офицер, десантник, повоевал, пострелял, немного поторговал патронами и гранатами, был ранен, демобилизовался, на работу устроиться не смог, по налаженным каналам стал толкать вооружение, в том числе в сопредельные страны, попался, сел, вначале у них, потом у нас. В общей сложности оттянул шесть с половиной лет. Да еще по такой статье. В нашей стране тюрьма – лучшая рекомендация. Как у них там Оксфорд.
– Можно узнать о вашем здоровье?
Чуть дернулся.
– Не жалуюсь.
Ну а кто будет жаловаться, устраиваясь на работу? Хотя про здоровье врет – цвет лица с желтизной, глаза… Что-то с печенью. Хочется надеяться, что что-то серьезное. С чем долго не живут. И не надо. Хотя держится бодрячком и вполне еще может «сдавать кровь».
– Ну, хорошо. Я подумаю о вашей кандидатуре, наведу справки и, возможно, свяжусь с вами в самое ближайшее время.
– То есть мы увидимся?
– Нет, мы не увидимся. Я вас – увижу. Как вижу сейчас. А вы меня – вряд ли. Я не Марлон Брандо, чтобы торговать своей физиономией. Или вы обязательно хотите меня увидеть?
– Нет, нет. Мне вполне достаточно вас слышать.
– Ну вот, а я с удовольствием посмотрел на вас. Это, конечно, не живое общение, но довольно информативное. Тем более у вас очень хорошая веб-камера.
– Да, меня предупредили, я купил.
– Очень правильно сделали. Я увидел вас и услышал. И приму решение. Спасибо…
Собеседование было закончено. Экран погас.
Интересный кандидат. Интересней предыдущих. Теперь надо послать, кого-нибудь, лучше из бывших следователей, к Лёхе Иркутскому. Пусть найдут его и перетрут за Калаша – где сидел, как сидел, с кем дружбу водил, в чем был замечен? Зона как микроскоп – через нее всяк как на стеклышке виден. Насквозь! Заодно узнаем, подпишется ли он под него…
Лёху Иркутского нашли. Пригласили. И поговорили.
– Ты чё, начальник, я не при делах.
– Так и я тоже.
– Ушел начальник?
– Ушли. Так что я теперь пенсионер, который про былое за рюмкой вспоминает. Вот с тобой теперь разговоры разговариваю.
– Ну, тогда говори. Зачем нашел?
– Попросили. Люди хорошие. Я не отказал. Ты ведь на Новосибирской зоне чалился?
– Ну?
– Калаша знаешь?
– Слыхал про такого.
– Вы же вместе тянули!
– Ну, допустим. Там много кого было, всех не упомнишь.
– Расскажешь про него, как он там на зоне?