И он двигался к нам.
Мальчишка обернулся, и его лицо перекосила гримаса ужаса. Он разжал пальцы, выпуская шёлк моего платья. И прежде, чем я успела хоть что-то сообразить, выскользнул из моих объятий и метеором ринулся в слепой отсек коридора.
Дозорный, ничего не объясняя, бросился за ним. Размеренный цокот его каблуков перерос в канонаду. Он пронёсся мимо меня чёрным вихрем, едва не сбил с ног и даже не извинился!
– Что происходит, треклятые Разрушители! – выкрикнула я, хватаясь за голову.
– Разрушителей поминаешь в обители света? – с ехидством отчеканила госпожа Лазовски. – Ну-ну.
Я перевела взгляд на Ленор. Та по-прежнему сидела в кресле, вальяжно раскинув ноги, и с любопытством наблюдала за происходящим. Как же захотелось ударить её трубкой по голове! Аж ладони зазудели! Сжала руки в кулаки, чтобы подавить губительное желание. Кровь застучала в висках, опаляя лицо жаром.
– Мы с вами ещё поговорим, – выцедила я, бросаясь следом за дозорным.
– Занемогшую бросила? – прокаркала мне вслед Ленор. – Жди беды, жрица! Жди большой беды! Себя потеряешь! Будешь молить Покровителей обернуть время вспять!
Времени бояться не было. Я метнулась в пыльную темноту, едва не поскользнувшись на мраморе, и помчалась к противоположному концу коридора. Ноги путались в оборках юбки, угрожая сцепиться и опрокинуть меня на пол. Судя по шуму и возне, доносящимся из процедурной, дозорный всё-таки настиг цель.
– Ааааай! – зазвенел колокольчиком голосок мальчишки.
– Что ты мне обещал, поганец?! – рявкнул в ответ дозорный. – Ну-ка, повтори!
– Хватит! Хватит! Прошу тебя, папа!
Папа. Вот тебе и номер. Кажется, мальчонка – сирота. Только дети, лишённые родительского тепла и ласки, называют мамами и папами первых встречных.
Подлетев к нужной двери, я перевела дыхание. Чувствовала я себя, как Ленор Лазовски после пробежки трусцой. Ни секунды не мешкая, я ворвалась в процедурную.
Мальчик корчился в углу, прижимая к уху ладонь, и повизгивал, как затравленный щенок. Тонкая ниточка крови ползла по его щеке, прокладывая путь к шее. Дозорный тянул мальчишку за шкирку, пытаясь поднять, но тот лишь сильнее вжимался в пол.
– Вы бьёте его, – я упёрла руки в бока. – Беззащитного ребёнка!
– И что? – дозорный вскинул на меня бесцветный взор. До чего же неприятный тип!
– Это превышение полномочий!
– Не учите отца, госпожа, – отозвался дозорный. – Правило неприкосновенности работает лишь для жителей Девятого Холма. А этот парень – просто беженец-воришка, у которого нет хартии
5 и документов.
Я вздохнула, пытаясь обуздать бурю, разгулявшуюся внутри. Понять дозорного было сложно, но вполне реально. Отлавливать нарушителей – его работа и обязанность, и то, с каким цинизмом он выполняет её, не должно иметь значения. Более того: как бы я ни отрицала, мы похожи. Нас – жриц – тоже порой обвиняют в бессердечии. Оно и понятно: если будешь сочувствовать всем и каждому, через пару годовых циклов дойдёшь до безумия. Расплавишься и закоптишься, как восковая свечка во мраке. И останется только выжженный фитиль.
– И что же он украл? – я снова попыталась расставить точки над и.
Мой вопрос влетел в стену, расколотился на отзвуки и остался без ответа. Я, как безумец, разговаривала с пустотой. Странные посетители продолжали выяснять отношения, словно меня не было рядом.
– Ты врёшь! – взвизгнул мальчик, пытаясь вырваться из цепкой хватки. – Пусти!
– Покажи-ка свою хартию, малец! – дозорный сдвинул желтоватые брови.
– Нет у меня никакой хартии, я родился здесь! – пленник с вызовом посмотрел на своего мучителя.
– Прекрасно, воришка. Документ?
– Я не воришка! – мальчик пихнул дозорного в живот.
– Ах, так?!
Рассвирепев, дозорный поволок мальчишку за шиворот к двери. Мальчик брыкался, выгибался и визжал, как дерущийся кот. Его поношенные ботинки не по размеру молотили по полу, раскидывая труху. На раскрасневшихся щеках блестели кривые дорожки слёз.
– Постойте! – окликнула я дозорного, едва он выволок упирающегося подростка за дверь. – Что, если я установлю над ним протекцию?
– Забудьте, – бросил он через плечо. – Парнишка – нарушитель, и должен быть наказан по всей строгости Положений.
– Нет! – завизжал мальчишка, выгибая тощее тело дугой. – Ты всё врёшь! Врёшь!
Через десяток секунд сырая темнота погасила вопли и оставила меня в одиночестве. Вокруг сгрудилась тишина, такая густая и совершенная, что, казалось, можно услышать стук сердца, если хорошенько напрячь уши. О произошедшем теперь напоминали лишь грязные разводы в углу помещения, пара капелек крови на полу, да звенящая головная боль. И незнакомая, сосущая тревога под рёбрами.
Я потёрла виски. Вдавила ногти в кожу так, что она сделалась горячей. Только странная тревога никуда не уходила. Забыть пронзительный взгляд мальчонки не получалось. Равно, как не выходило и понять, почему он так врезался в память. Когда я закрывала глаза, я видела его лицо: явно и чётко. Так, словно он опять стоял рядом и протягивал ко мне руки. И даже звуки, срывающиеся с его обветренных губ, чётко доносились до слуха. Как граммофонная запись, повторяющаяся снова и снова. Одно-единственное слово, пронзающее сердце и выворачивающее наизнанку душу. Слово, которое я мечтала услышать последние двенадцать годовых циклов.
Мама.
Я смахнула выступившие слёзы. По пальцу растянулся чёрный развод сурьмы. Хватит! Я здесь не для того, чтобы раскисать и предаваться болезненным думам! Люди со всего Девятого Холма приходят ко мне, чтобы получить помощь и исцеление. Если я не смогу быть сильной, я не оправдаю их надежд!
К моему облегчению, Ленор в коридоре не оказалось. Должно быть, досмотрев представление, она побежала на рынок обмусоливать с торговками свежие сплетни. И я не сомневалась, что стану героиней её сегодняшних историй.
В кабинете меня ждал Шири с двумя кружками отвара и листом вызовов. Судя по выражению его лица и расправленным крылышкам, я оказалась права в своих мрачных ожиданиях.
– Шестнадцать, – сообщил он угрюмо.
– Треклятые Разрушители! – простонала я, забирая заветную бумажку. Сразу оценила географию адресов: хуже и не бывает! – От самого края рабочего квартала до района Храма Вершителей! И когда уже закончатся эти простуды и лёгочные?!
– Никогда, – Шири вальяжно хлопнул меня по плечу. – Даже когда мы с вами уйдём к Покровителям, простуды и лёгочные останутся на этой земле. Увы и ах.
– Тебе-то хорошо рассуждать. Тебе не ходить по адресам…