– Мне говорили, что на Первом холме не следуют Положениям, Устоям и Заветам Покровителей, – пробормотала она растерянно, – но я не думала, что всё настолько серьёзно. Вы же опустились в развитии на две ступени!
Миа фыркнула, сложив руки на груди. Да кем себя возомнила эта барышня из забытого захолустья?!
– Это мы-то опустились? – рассердилась она. – Ничего не путаешь? Да у вас даже пылесосов нет! И чтобы вымыться нужно греть воду!
– А вы что, прямо в холодной купаетесь? – глаза Кантаны удивлённо расширились. – Это опасно. Так ведь можно заработать лёгочную. Наши жрецы всё ещё не нашли от неё заклятий. А ваши как справляются?
– У нас нет жрецов, – Миа взмахнула руками. Булавка, торчащая в намеченном шве, снова кольнула под лопатку. Громко ойкнув, Миа опустила руки вдоль туловища. – Шаманизм против болезней биологического тела абсолютно бессилен.
– Вы что же там, не лечитесь совсем? – выражение лица Кантаны было абсолютно серьёзным. В левой руке её сверкали ножницы. – Как вы ещё не вымерли?
– Почему, – успокоившись, Миа пожала плечом. Напряжённый спор постепенно перетекал в интересный разговор, из которого можно было выудить множество фактов о новой среде обитания. – У нас есть реаниматоры, инъекции и таблетки. Практически все заболевания излечимы или контролируемы. Кстати, что такое лёгочная?
– Это когда у тебя жар, кашель и боль в груди, – пояснила Кантана, отрезая оборку от подола платья. Тонкое фиолетовое кружево невесомой дымкой упало к ногам Мии. – Ты задыхаешься, как утопленник, но тонешь заживо.
Миа задрала нос в потолок. Противоречивая смесь превосходства и страха забурлила кипятком в груди. Кажется, речь идёт о банальной пневмонии, которая давно уже перестала быть угрозой в цивилизованном обществе. Но, с другой стороны, если здесь не могут вылечить даже такую ерунду, чего ещё ожидать от этого места? Значит, любая простуда здесь может стать фатальной.
– Вашу лёгочную у нас исцеляют в два счёта, – протянула Миа, сделав намеренный акцент на слове «исцеляют».
Кантана потупилась, спрятав деловитую ухмылку. Лезвия ножниц сомкнулись, отпахав от полотна юбки внушительный лоскут.
– Восемь лет назад дочь Зейданы умерла от лёгочной. На девятый день жизни, – неожиданно тихо проговорила она. Чёрные вишни её глаз печально заблестели. – Вот бы нам ваших рематоров!
– Реаниматоров, – поправила Миа. – Да, детская смертность у нас практически на нуле. Нежизнеспособные особи и эмбрионы с чётко выявленными поломками ликвидируются до рождения.
– Это как? – Кантана изумлённо приоткрыла рот.
– Лучше тебе не знать, поверь, – произнесла Миа с сарказмом.
Кантана в последний раз взмахнула ножницами, послав металлическую вспышку вглубь зеркала. Ткань захрустела волокнами, когда лезвия сошлись. Отойдя на пару шагов назад, Кантана предоставила Мии право полюбоваться своим отражением.
– Ну вот и всё.
В новом наряде Миа действительно походила на идеально сложенную фарфоровую куколку. И, хотя намётанные швы и необработанные края ткани пока выглядели неопрятно, одеяние уже светилось роскошью и благородством. Миа несколько раз повернулась перед зеркалом, глядя, как отстроченная кружевная вуаль развевается за спиной.
– Осталось укрепить и обработать швы, – Кантана неловко пожала плечом. – И будешь красавицей.
Осторожно, словно боясь повредить отделку, Миа коснулась расшитого отложного воротничка. Аметистовые бусины вспыхнули под пальцами туманным огнём.
– Это твоё платье? – поинтересовалась она, улыбаясь собственному отражению.
– Моё, – ответила Кантана тихо, – но теперь – твоё.
– Но ты ведь всегда носишь чёрное! – изумилась Миа, подняв глаза на собеседницу. – Как непосвящённая…
– Так и есть, – согласилась Кантана, – но в своих мечтах я всегда была в фиолетовом. И было бы так, если б отец соблаговолил отдать за меня жизнь и не сбежал. Это платье я сшила тайком от матери. Я надевала его только здесь, в этой комнате, при запертых наглухо дверях. Хоть на несколько минут я могла почувствовать себя полноценной.
– Неужели непосвящённый – это так позорно? – спросила Миа не без удивления.
Кантана пожала плечом. Мии показалось, что неосторожный вопрос задел самые глубокие струны её души. Но на губах Кантаны заиграла приторная солнечная улыбка, и гнетущее чувство вины отступило.
– Никакого позора нет, – Кантана опустила взор, – но нам запрещают многие вещи. Я, наверное, стала бы образцовой колдуньей, если бы не глупые правила. Я могла бы отдавать свою любовь дорогому мне человеку. Рано или поздно – родила бы ему детей. Но всего этого не будет на моём веку.
Рыжий отблеск заката, ворвавшийся сквозь стекло окна, лёг ровной полосой на лицо Кантаны. Раздражённо зажмурившись, она отвернулась к двери.
– Понятно, – кивнула Миа с долей сочувствия. – Ваши непосвящённые – вроде наших грязных. Раньше их сильно угнетали, но справедливость восторжествовала. Тебе просто не повезло родиться в эту эпоху.
– Мне не повезло родиться без отца, – Кантана заискивающе подмигнула, словно её вообще не заботила тема. Она принялась спешно расстёгивать пуговицы на спине Мии. – Вот и всё.
Стыдливо прикрыв руками грудь, Миа нырнула в халат и запахнула полы. Широкие плечики одеяния повисли на ключицах. Полоса шёлкового пояса была так длинна, что её можно было завязать вокруг талии пышным бантом.
Миа бросила последний взгляд на кукол, выстроившихся в ровные ряды на полках. Казалось, что фарфоровые девочки тянут к ней ручки, приглашая вступить в их большую семью. На мгновение Миа представила себя среди них: бледное, светловолосое тельце в пышном фиолетовом платье. Мурашки побежали по коже. Она напряжённо засопела, отводя взор.
– Тебе нравятся мои куклы? – поинтересовалась Кантана, заметив направление движения её головы.
– Они как живые, – выдохнула Миа. Перед глазами по-прежнему стояли застывшие детские лица с прозрачной, почти светящейся фарфоровой кожицей. – Ты сама шьёшь им платья?
Кантана кивнула, широко улыбнувшись:
– Если не себе, то хотя бы им. Я очень люблю яркие цвета. С ума по ним схожу.
– У тебя хорошо получается, – заметила Миа. – Я, было, подумала, что ты и меня превратишь в такую.
Кантана звонко засмеялась в тишине. Проворные смуглые пальцы раскладывали иглы и нити по деревянным рукодельным коробам.
– Кроме шуток. Нужно поскорее спуститься к ужину, – поторопила она. – Мама рассердится, если мы опоздаем к подаче горячего.
– Она что, посадит нас за один стол с семьёй? – удивилась Миа. – И вообще, разве твоя мама такой страшный человек?
Кантана непонимающе фыркнула, расчёсывая деревянным гребнем волосы.
– Странная ты… – пробормотала она насмешливо. – Любая прародительница клана обязана следить за дисциплиной и моральными устоями. Это её святой долг.