– Ты должна ему помочь. Независимо от того, виновен он или нет. Ты же понимаешь.
Она кивнула, и из глаз хлынули слезы. Себастиан чувствовал ее боль.
Он испытывал такую радость.
Запретную радость.
– Почему он ничего не сказал? Почему ни о чем не рассказал? – вдруг донеслось от нее.
– Наверное, не решился.
– Почему? Он же мой отец.
Скоро он им больше не будет. Скоро.
– Так поступают многие, – спокойно, но веско сказал Себастиан, встал и пошел за салфеткой. – Он, вероятно, безумно боится тебя потерять.
Себастиан умолк. Не слишком ли он очеловечивает Вальдемара? Не слишком ли много проявляет понимания? Сейчас нужно лавировать осторожно. Чересчур сильно критиковать Вальдемара нельзя, это он знал. Ведь она не перестала любить отца. Напротив, она чувствует себя настолько преданной именно из-за любви к нему. Поэтому она и сидит здесь. Об этом забывать нельзя. Никогда.
Она любит Вальдемара.
Вопреки своему желанию он не может топтать Вальдемара слишком открыто. В то же время нельзя проявлять излишнюю мягкость и понимание, поскольку тогда Ванья, возможно, захочет простить Вальдемара. Придется балансировать, чтобы в перспективе увеличить расстояние между ними, работать с возникшей трещиной, расширяя ее. Для того чтобы завоевать ее, ему потребуется задействовать весь свой арсенал. Сейчас она рассержена и разочарована, но появятся мгновения, когда ей захочется вернуть Вальдемара. Вот тогда-то Себастиану надо будет заставить ее предпочесть его.
– Я не понимаю, почему он не рассказал мне, – всхлипывала Ванья. – Меня это злит. Он лгал.
Себастиан вернулся и дал ей обнаруженную в одном из ящиков салфетку. Ванья вытерла щеки и громко высморкалась. Себастиан сел на диван рядом с ней. Поближе. Ему надо обезличить Вальдемара. Потихоньку превратить его в символ. Символы людям убивать легче. Именно поэтому политики так стараются говорить об абстрактных «народностях» и «стратах». К обезличенным группам легче плохо относиться. К цыганам, гомосексуалистам, евреям и… преступникам. Нужно заставить Ванью смотреть на Вальдемара как на преступника, а не как на отца. Это будет нелегко. Впрочем, если кто и способен справиться с этим, то только Себастиан Бергман. Он это знал. Но ему необходимо приблизиться. Оказаться более человечным, именно в тот момент, когда Вальдемар проявил не лучшие душевные качества. Он набрал в грудь побольше воздуха.
– У меня когда-то была дочь, – внезапно сказал он.
– Что? – Ванья посмотрела на него красными от слез глазами с явным удивлением.
– С Лили, на которой я был женат. Я этого никому не рассказывал.
Ванья уставилась на него.
– Что с ней случилось?
– Она погибла во время цунами. В Таиланде. Ей было четыре года.
– О господи.
– Когда накатила волна, я держал ее за руку, но упустил ее. Ее выдернуло потоком. – Он посмотрел на нее со всей теплотой, на какую был способен. – Поэтому я кое-что знаю о том, каково это – терять кого-нибудь.
– Я очень тебе сочувствую.
– Спасибо.
Он взял ее за руку. Она позволила.
Когда она пришла, он был коллегой.
Теперь он стал скорбящим отцом.
Это уже шаг в нужном направлении.
Они оставили Эйера смотреть телевизор, сказав, что им надо ненадолго уйти. Эйер сперва поинтересовался, куда они собираются, потом захотел пойти с ними, но Мехран строго посмотрел на младшего брата и сказал, что тот останется дома. Им с мамой надо кое-что сделать.
Одним.
Шибека не меньше Эйера удивилась решительному тону Мехрана, в нем звучала какая-то новая непреклонность. Однако его тон подействовал, Эйер забрался на диван, не задавая больше никаких вопросов. Мехран посмотрел на удивленную мать.
– Пошли, – сказал он и первым направился к входной двери.
Даже не успев ответить, она просто последовала за ним. На самом деле ей хотелось пойти к Мелике, жене Саида, одной, им предстоял тяжелый разговор. Но когда она рассказала Мехрану, что ей нужно поговорить с Меликой о том, что Леннарт хочет с ней встретиться, Мехран проявил такую же решительность, как только что с Эйером. Отныне они будут заниматься этим вместе. Он будет участвовать во всех ее действиях. По крайней мере, пока дело касается Хамида и этого журналиста. Обсуждению это не подлежит. Мехран будет рядом с ней. Она гордилась тем, как он внезапно вызвался взять ответственность на себя, но вместе с тем не могла отделаться от ощущения, что он на нее больше не полагается. Это казалось ужасным. Ей хотелось только расставить все по своим местам и узнать, что произошло с Хамидом. В той же степени ради детей, в какой ради себя.
Они шли молча. Осенний вечер выдался прохладным. Как только скрылось солнце, стало значительно холоднее. До зимы еще оставалось несколько месяцев, но казалось, что в этом году холода наступят рано. Они свернули налево и пошли кратчайшим путем через холмы между высокими коробками домов. Мелика с сыном жила в другом конце большого жилого района Ринкебю, и дорога туда занимала около четверти часа. С Меликой она теперь встречалась не особенно часто. Поначалу, сразу после исчезновения мужей, они виделись все время, но теперь казалось, будто они слишком сильно напоминают друг другу об утрате, и поддержка, которую они вначале ощущали друг в друге, превратилась в бесконечные дискуссии о правильном и неправильном. После исчезновения к Мелике не приходил никто из шведов, кроме полицейского в форме, и вначале, когда Шибека заговаривала об этом, они сразу ссорились. Мелика считала, что Шибека во всем подозревает связь и заговоры. Шибека же считала, что Мелика отказывается видеть разные возможности, которые необходимо исследовать.
Они очень по-разному переживали горе. Мелика винила во всем новую страну, где они живут, и замкнулась, твердо придерживаясь порядков своей родины. Шибека, напротив, стремилась получить ответ, стала активной. Продолжала учить шведский, начала работать, писать письма и звонить в разные инстанции. Ей хотелось добиться ответа, не уклоняться. Впрочем, по большому счету они не так уж отличались друг от друга. Обе были женщинами, которые не сдаются, возможно, из-за этого у них и возникали трения, они избрали разные пути и упорно защищали свой выбор. Шибеке иногда казалось, что слишком упорно.
Когда они стали приближаться к голубовато-серому многоэтажному дому Мелики, Шибека почувствовала, что у нее слегка сводит живот. Правильно ли она поступает? Не попросить ли Мехрана подождать снаружи? Так было бы проще. Они остановились перед подъездом. Мехран обернулся и посмотрел на мать. Показал на несколько пустых качелей на маленькой игровой площадке слева от дома.
– Папа качал меня здесь за несколько дней до исчезновения.
– Я знаю.
– Наверное, поэтому я сюда больше почти не хожу.