— Прекрасно! Но как? — с недоверием спросил Эдмонд.
Человечек умоляюще сложил руки.
— Я не хочу, чтобы меня убили, — простонал он.
— Кто хочет вас убить? Какой опасности вы подвергаетесь? — осведомился Белл.
Пу бросил на него подозрительный взгляд, показавшийся твердым из-за блеска очков.
— Должен ли я вам сказать? Не можете ли вы, юный, но уже знаменитый сыщик стать телохранителем Доктора Пу, отвести от него все опасности, не задавая ненужных вопросов, поскольку вам хорошо платят?
Эдмонд собирался прервать разговор категоричным отказом, когда вдруг перед ним возник образ Лилиан Уординг и ее отца, обследующего Восточную Сибирь. Он задумался, потом ответил:
— Конечно, я могу вам помочь. Однако разве не будет полезным, чтобы я знал больше?
Пу явно нервничал и раскачивался на стуле.
— У себя в стране я могущественный человек. Да, очень могущественный. Но здесь, в Англии, я безоружен, не имею защиты. Каким будет для меня наилучшее убежище?
— Странный разговор! Почему и от кого вы хотите спрятаться?
— Почему? Потому что я не хочу быть убитым, о чем я уже сказал. От кого? Я не знаю. Именно это вы должны выяснить, поскольку вы сыщик. Согласитесь ли вы проводить меня до дома?
Теперь Эдмонд проявил некоторую недоверчивость, и чужестранец тут же понял его колебания.
— Мои документы в полном порядке, — сообщил он, доставая толстый конверт.
Эдмонд из любопытства взял его и принялся рассматривать целую пачку документов. Пока он читал, выражение его лица, сначала сдержанное, светлело. Когда он закончил, его лицо было удивленным и благожелательным.
— Мистер Пу, — любезно сказал он, — я узнал, что вы пользуетесь доверием английского правительства и, более того, имеете связи в самых высших сферах. В свете этих сведений никто — и конечно, полиция — не откажется вам помочь. И это не будет стоить вам ни пенни. Почему вы обратились ко мне?
Пу потер руки, но лицо его оставалось озабоченным.
— Если бы я обратился к высокопоставленным чиновникам правительства и даже к администрации полиции, уверен, они дали бы мне вежливую аудиенцию, внимательно выслушали, наобещали горы и чудеса… Но стоит повернуться к ним спиной, они станут насмехаться надо мной, считать меня безумцем и… перестанут интересоваться моим случаем. Через несколько дней я бы умер, и больше ничего сделать было бы нельзя. Вы, мистер Белл, благодаря своей молодости пока еще способны поверить в волшебную сказку. Боюсь, что я окружен нереальной атмосферой. Я повторяю свое предложение: согласны ли вы проводить меня домой. Я живу в Гуз-Иннс…
— Неужели… Я не знал, что этот очаровательный старый дом в Ковент-Гардене сдан.
— Сдан! Фи, какое жалкое слово! Нет, я его купил три месяца назад у Администрации Доменов за десять тысяч фунтов.
— Пустячок, — восхищенно сказал Белл.
— Так думал и я, когда мне предложили эту пустяковую цену, — заявил мистер Пу.
— Полагаю, у вас многочисленный штат слуг?
Человечек печально покачал головой:
— У меня был прислужник-шаман. Увы, он покинул меня и неизвестно где обретается. Кроме того, три прирученных геррита, которые делают больше работы, чем самые лучшие слуги.
— Герриты? Кто такие?
— Большие белые обезьяны, сэр. Иногда их называют снежными людьми. Они очень покорны с теми, кто знает, как с ними обращаться. Но теперь они умерли…
— Умерли? Как?
Пу вздрогнул, боязливо огляделся.
— Красная тень! — пробормотал он.
Глава 3
Визитная картонка Пу
Гуз-Иннс получил свое название из-за трех скульптурных гусей на фасаде. Говорили, что здесь жила Матушка Гусыня, легендарная сказочница. Похоже, чистая фантазия. Однако старое здание считается вышедшим из волшебных сказок, ибо оно выделяется среди уродливых окрестных зданий квартала. Зеленые стекла маленьких оконцев заделаны в свинец, а высокий фасад увенчан коньком головокружительной высоты, откуда намного ближе созерцать луну и далекие звезды. Небольшой сад, усаженный хвойными кустарниками, ведет к семиступенчатому крыльцу.
Идя впереди Эдмонда, Пу взошел на крыльцо и открыл тяжелую резную дверь из мореного дуба. Подвешенный к потолку фонарь излучал приглушенный свет с красными и зелеными бликами, падавший на глубокие кресла. В серебряной чаше журчала кристально чистая вода, бившая фонтанчиком на четыре фута в высоту.
— Весьма красноречиво, — одобрил Эдмонд Белл.
— Действительно, — поддакнул доктор Пу. — У старика Гару был хороший вкус.
— Кто такой Гару?
— Мой слуга. Он покинул меня, и я об этом очень сожалею. — Расхаживая взад и вперед, Пу давал знаки Эдмонду не отставать и привел в зал с полуоткрытой дверью.
— Какое чудо! — удивленно воскликнул Белл.
Комната была залита удивительно чистым светом, который, похоже, не распространяли ни лампы, ни люстры. Молодой человек вначале спросил себя, каков источник этого странного света. Потом заметил, что стены и потолок были покрыты окрашенным стеклом. Оно сверкало, как радуга. Мало мебели, но много ковров с густым ворсом. Повсюду валялись бархатные и шелковые подушки, расшитые золотом и серебром. Посреди зала лежала громадная белая шкура.
— Садитесь, сэр — любезно пригласил Пу. — Мы сейчас находимся в комнате отдохновения, где я пребываю часами, размышляя о чудесах этого мира.
— Я не знал, что таковой скрывается в сердце Лондона и что это ваше жилище, мистер Пу.
— Это несравнимо с тем, что вам еще предстоит увидеть, молодой человек, — прошептал азиат с широкой улыбкой. — Я люблю интимную и приятную жизнь, поэтому и держусь за этот дом. Вы обратили внимание, что я одел стены горным хрусталем?
— Горным хрусталем?
— Да. И самой редкой разновидностью Колымы. Только транспортировка обошлась мне в целое состояние.
Внезапно Эдмонд Белл прислушался. Чистый серебряный звук зазвучал в глубинах странного жилища.
— Что это? — спросил он.
— Колокол, — ответил Пу.
— Неужели? И кто звонит в него?
Пу рассмеялся:
— Нечто особое, молодой человек, и я радуюсь вашему вопросу, заданному таким манером. В этот колокол звонят глупость, тщеславие и неосмотрительность.
— Не понимаю, — признался Эдмонд Белл, с недоверием уставившись на хозяина.
— Совершенно очевидно, что вы не в силах понять, мистер Белл, — усмехнулся человечек, чье благожелательное лицо внезапно исказила зловещая гримаса. — Этот колокол суть ваше отражение. Он звучит и позвякивает, ничего не извещая, как делают прочие колокола. Он глух, пуст и напрасен, как все самодовольные глупцы, которые лезут в дела, которые их не касаются.