То есть для достижения успеха «девяносто девять» процентов пота, о чём предупреждал нас ещё Томас Эдисон, всё-таки необходимы и даже обязательны.
С другой стороны, если у нас нет того самого одного, главного «процента» таланта, наш труд будет лишь воспроизводством чего-то уже существующего.
Чем же является этот «единственный процент гениальности»? Это не что-то мистическое, не «вдохновение», сходящее на нас с небес, а лишь нейрофизиологическая особенность мозга, нетривиально настроенного сразу по всем трём векторам инстинкта самосохранения.
Действительная пирамида гениальности образована тремя инстинктами – индивидуальным, социальным и инстинктом продолжения рода. Чем сложнее конструкция этой «пирамиды», тем нетривиальнее будет и результат её взаимодействия с окружающей действительностью.
Впрочем, у всякой медали, сколь бы прекрасна она ни была, есть и вторая сторона. В случае того самого «процента гениальности» – это трудности, которые испытывает одарённый человек, будучи обречённым на самого себя.
Его сложное и противоречивое «внутреннее устройство» даёт ему особое ви́дение, но оно же делает его, в определённом смысле, и дисфункциональным.
Чтобы управлять столь хитро сконструированным судном, каковым он является благодаря своему «гениальному проценту», и здоровой-то (нормальной) психики может оказаться недостаточно, а здесь она и вовсе, в каком-то смысле, ущербна.
Представляете, сколько обстоятельств должно совпасть, чтобы из «процента» получился «гений»:
• сложность самого внутреннего устройства человека;
• пройденный им долгий путь формирования профессиональных навыков;
• готовность аудитории воспринять то, что он создаёт – понять это и оценить;
• наконец, сама внутренняя организация этого человека должна как-то умудриться посодействовать ему в том, чтобы он:
– во-первых, довёл-таки своё прозрение до физического продукта (научного исследования, художественного произведения и т. п.),
– и, во-вторых, чтобы он выдержал долгий и весьма неприятный путь выхода своего продукта на «рынок».
История художественной литературы, например, буквально соткана из бесконечных конфликтов писателей с издателями, страданий авторов от отсутствия признания у публики, от тенденциозности критики и т. д., и т. п.
Поверьте, свои знаменитые остроты Оскар Уайльд выдумал не просто так – в них море страдания, скрытого, впрочем, от глаз непосвящённых. Вот все три указанных пункта, обличённые им в изящные афоризмы:
«Писатель не может не ненавидеть своего издателя».
«Публика на удивление терпима. Она простит вам всё, кроме гения».
«Судя по их виду, большинство критиков продаются за недорогую цену».
Тоже самое, впрочем, касается музыки, театра, кино, живописи, науки…
Талант неизбежно сталкивается с «продюсером» (человеком, принимающим решения) – кем бы он ни был: директором театра, галеристом, начальником лаборатории или редактором научного журнала.
Что уж говорить об общей ситуации, если после окончания Политехникума в Цюрихе ни один профессор не захотел поддержать научные исследования молодого выпускника – Альберта Эйнштейна.
Они «закрыли мне путь в науку», – вспоминал он потом. Путь для будущего гения был открыт лишь – и тот не без труда, благодаря связям, – в Патентное бюро.
Про реакцию общественности на нечто новое и выдающееся – и вовсе говорить неловко. Она невероятно консервативна, а её восприятие и отношение к чему-то новому очень зависит от «лидеров мнений»: как они скажут, так она и будет реагировать.
Каждый же «лидер мнений», не будем испытывать иллюзий, любит только «себя в искусстве» и «искусство в себе». Поскольку они не бесталанны, раз добились своего статуса, то и с иерархическим, и половым инстинктом у них «выше среднего».
Как следствие, каждый такой «лидер» считает свой вкус эталонным, свой профессиональный опыт – исключительным, свою способность к пониманию «настоящего» – запредельной. Ну и куда «новичку» с его неоперившимся рылом лезть в этот калашный ряд?
Счастье, если вообще заметят, если хотя бы как-то поддержат: как Белинский – Достоевского, как Рассел – Витгенштейна, как Планк – Эйнштейна.
Но приглядитесь внимательно – эта поддержка не бывает долгой. Сложным людям непросто ужиться друг с другом – инстинкты бьют у них через край, а страдают, в результате, их взаимоотношения.
Вот она – полоса препятствий, которую предстоит пройти одарённому человеку, прежде чем его признают «гением» (после чего он только и сможет творить всё, что ему заблагорассудится):
• он должен умудриться удержать своё особое ви́дение, чтобы оно не растаяло, как дымка в лучах восходящего солнца (это и правда непросто, когда это лишь ви́дение, а ещё вовсе не готовый, отработанный в деталях продукт);
• он должен самозабвенно работать над самим продуктом, чтобы он из дымки превратился в «бурю и натиск»;
• он должен, наконец, постоянно доказывать свою состоятельность, уникальность, талант, договороспособность, умение следовать графикам, прислушиваться к требованиям заказчика и т. д., и т. п.
Как я уже говорил, даже от «здорового» человека требовать подобных подвигов – ещё та затея. Каково же в таком случае субъекту, который и сам изнутри разрываем собственными противоречиями?..
Если вас внутри раздирает, как в басне Крылова «лебедь, рак и щука», то быть по-настоящему эффективным, продуктивным и, скажем помягче, адекватным – это непросто.
Да, нетипичность даёт вам уникальное ви́дение, но мир-то, если вы собрались его своим ви́дением покорять (или просто его провозглашать, не интересуясь общественным признанием), существует по своим законам, и «нестандартные особи» неизбежно будут испытывать проблемы.
Двигаться вперёд, несмотря на эти сложности, несмотря на «инаковость» своего устройства и всё-таки достигать результата – вот испытание, которое или проходит, или не проходит тот самый «процент».
И 99 % пота будут очень к месту.
Ненормальная норма
Каждая личность – это клубок противоречий, а тем более личность одарённая.
ТЕОДОР ДРАЙЗЕР
Взглянем ещё раз на нашу троицу…
Нормально функционирующий инстинкт самосохранения требует от человека осторожности, учёта, по возможности, всех негативных последствий своих поступков. Причём, не формально, не в рамках какой-то интеллектуализации, а буквально физически.
Вот, например, подходите вы к мотоциклу и думаете – «Ой-ой-ой… Это лишнее». Предлагают вам прыгнуть с парашютом, а вы говорите: «Спасибо большое… Пожалуй, воздержусь!» И при этом чувствуете, ощущаете изнутри – не надо, это как-то небезопасно, рискованно.