— Откуда это у вас?
— Приемный отец поставил мне на лицо утюг, когда я отказалась ублажать его дружков. Тогда мне было тринадцать.
— С этим ничего нельзя сделать?
— Уже сделано все, что возможно. Было значительно хуже. Я жду старости и отвисания кожи, тогда мне ее натянут и срежут шрамы. Но, опять же, не целиком.
— Они вас не портят. Вы необыкновенная красавица.
— Вы передернулись, когда увидели их.
— От неожиданности, а не отвращения. У меня самого ожог на ноге. Хотите покажу?
И, не дождавшись ответа, задрал штанину. На голени имелся ужасный шрам. Он уронил на себя мангал, и раскаленные угли прожгли кожу в нескольких местах. Выглядело это отвратительно. Будто гигантские черви прогрызли его ногу.
— Мужчин шрамы только украшают, — улыбнулась Зоя. — Даже на лице. Но забудем об этом. Вы хотели поговорить о Павле. Задавайте вопросы, отвечу.
— А не лучше, если вы сами расскажете свою историю? Вам ведь хочется поделиться, не так ли? Иначе вы не откровенничали бы с таким пройдохой, как Гарри… — Знать бы еще, кто это.
— Я была очень красивой девочкой, — начала она. — Но меня не удочеряли. Никому не нужен ребенок психически больной женщины. И тут не только в генах дело. Не известно, что такой придет в голову, вдруг надумает свое чадо забрать назад и с кулаками кинется или дом подожжет. Поэтому, когда меня в одиннадцать забрали в семью, я чуть от счастья не умерла. Пара очень приличная. Жена домохозяйка. Муж бизнесмен. Хорошая квартира, машина, все условия для ребенка. И первое время мы хорошо жили. Я называла их папой и мамой. Потом стала замечать, что мама пьет. Папа тоже, но он официально, на «переговорах» в ресторанах и банях. Супруга же его втихаря. Утром вместо кофе в кружку наливала портвейн. И так весь день. Но и это ладно. Любви и заботы я не получила, но комфорт — безусловно. Проблемы начались, когда у так называемого отца разладились дела. Он приходил домой не только пьяный, но и злой. Его наклюкавшаяся жена к тому времени уже спала. Папаша вымещал агрессию на мне. И приставал, бывало. Но я — девочка из детдома. Мы хитрые. Когда он меня начинал щупать, манить в кровать, я говорила, ты полежи, я через пять минут приду. Он вскоре засыпал, и я запиралась в своей комнате.
— Когда дела совсем разладились, он стал вас склонять к интиму с партнерами?
— Да. Он и сам ко мне приставал, и они тоже… Когда отчим понял, что я могу принести финансовую пользу, мою девственность на аукцион выставил.
— Почему вы не пожаловались в органы опеки или полицию?
— Это были беспредельные девяностые. Государственным органам до меня не было никакого дела, и я стала искать родственников. Явилась в детдом. Сначала для того, чтобы назад забрали. Но когда надо мной посмеялись, проникла в архив и посмотрела свое дело.
— Так просто взяли и проникли?
— Жвачки «Турбо» и пара фигурок черепашек-ниндзя помогли мне привлечь на свою сторону местных хулиганов. Узнав, кто моя мать, я отправилась к ней.
— И как Алла Борисовна вас встретила?
— Ужасно. Когда узнала, кто я, пыталась вышвырнуть из квартиры. Орала, что во всех ее бедах виновата я. Не залети она, все было бы иначе. Нашла бы себе нормального мужика, а не полудохлого алкаша с прицепом. А потом отправила меня сюда, на Кутузовский. Сказала, что мой отец эту квартиру получил от государства, в ней сейчас живет его сын, и если он такой хороший парень, каким его описывал папочка, то поможет.
— Как вас встретил Павел?
— Хуже, чем мать. Его жизнь я тоже испортила, — горько усмехнулась Зоя. — Пришлось вернуться к приемным родителям. Но если бы я знала, что меня ждет, убежала бы.
— Вас все равно изнасиловали?
— Естественно. Тот, кто выиграл аукцион, получил меня красивенькой и девственной. Отчим решил одну из финансовых проблем, но им не было конца. Так что я стала приносить в дом деньги, пока не взбунтовалась. Тогда-то, будучи смертельно пьяным, он сжег мне лицо. Даже мачеху это возмутило. Она стала меня лечить и оберегать, но синее болото вновь ее засосало, сделав равнодушной. А отчим не переставал жалеть о содеянном. Потому что уродина никому не была нужна.
— Вы продолжали жить с ними?
— Куда деваться? Но мачеха через два года умерла. Цирроз. Отчим ей постоянно твердил, хочешь прибухнуть, пей водку, но она вино любила, и, как он считал, им себя и загубила. Потому что в день по три бутылки в себя вливала.
— А отчима не пьянство сгубило?
— Оно, но другим образом. Бухим на машине разбился.
— Много от него унаследовали?
— Квартиру да руины бизнеса.
— А это все?.. — Вася сделал в воздухе пассы, обведя пространство роскошного дома. — Откуда?
— Заработала. Своим умом.
— Я думал, удачно вышли замуж.
— До того, как увидели это? — И стряхнула густую прядь с лица.
— Да. Но даже после продолжил придерживаться первоначальной версии.
— Нет, я не связывала себя узами брака. В молодости хотела семью, детей. Но не встретился ТОТ САМЫЙ, а для себя рожать мне было страшно. Что, если я такая, как мать? И буду винить ребенка в своих неудачах?
— За эти годы сколько раз вы еще встречались с ближайшими родственниками?
— С матерью ноль, с братом дважды.
— Даже на похоронах Аллы Борисовны не присутствовали?
— Нет. О ее смерти узнала только спустя год, когда явилась сюда, чтобы квартиру посмотреть.
— Брат узнал вас?
— Конечно нет. Он и думать забыл о девочке, что приходила к нему за помощью. Что ему до нее?
— Но вы следили за его жизнью, не так ли?
— Гарри сказал или сами догадались?
Кто такой Гарри, черт возьми? Как бы не запалиться…
— Я бы предположил, что вы не просто так купили именно эту квартиру.
— Вы очень проницательны. Я интересовалась братом. Периодически узнавала, что с ним. Но я не зацикливалась на нем, не думайте. Было время, когда я о нем вообще не вспоминала. И это годы. Но когда Павел выставил на продажу свою квартиру, об этом мне сообщила помощница. Я знала, что рано или поздно он захочет обменять ее: зарплата у Павла была небольшой, а хобби дорогостоящим. И я не ошиблась. Брат обратился к риелторам. О чем я тут же узнала. И приехала на смотрины.
— Квартира была не в лучшем состоянии?
— Я бы сказала, в ужасном. Ремонта она не знала как минимум тридцать лет. А запросил Иванов сумму очень крупную. И ни в какую не желал скидывать. Риелтор уговаривал его уступить хотя бы несколько тысяч долларов, боясь, что не продаст по завышенной цене, но Павел уперся. Сказал, что ему необходимая определенная сумма, плюс деньги на ремонт халупы, которая ему досталась в наследство. Тогда-то я и узнала о том, что моя мать умерла, а квартиру свою оставила Иванову.