В целом активность немецких истребителей в первый день сражения была достаточно высокой. Их жертвами стали 13 самолетов: 3 Ту-2, 3 Б-25, 1 Пе-2, 2 Ил-2, 1 Як-9, 1 Р-39 «Аэрокобра» и 2 Ла-7. Также на счет пилотов-истребителей люфтваффе может быть отнесена часть самолетов 16-й ВА, не вернувшихся с боевого задания. Таковых было 54 машины. В свою очередь, советские летчики-истребители заявили об уничтожении в 140 воздушных боях 165 самолетов противника. Все они были идентифицированы как истребители, но скорее всего значительная часть была штурмовиками. Связано это было с тем, что штурмовики ФВ-190Ф в воздухе было трудно отличить от истребителей ФВ-190А.
В бой с советскими истребителями немецкие пилоты вступали неохотно, за исключением тех, кто летал на новейших FW-190D-9. «Доры-9» были сразу же замечены советскими летчиками. В журнале боевых действий 16-й воздушной армии указывалось: «Несколько групп ФВ-190 в составе 6–8 самолетов с жидкостным охлаждением были отмечены нашими истребителями во время воздушных боев. Эти ФВ-190 в бой вступали охотно, преимущественно на вертикальных фигурах»
[79].
Недостаток топлива ставил перед немецкими ВВС дилемму: активные действия в первые два или даже три дня сражения или спорадические удары по наступающим советским войскам в течение длительного времени. Был сделан выбор в пользу концентрации усилий в первые дни наступления на Берлин. Еще одной альтернативой люфтваффе в битве за Берлин был выбор между ударами по переправам через Одер или непосредственным воздействием на наступающие советские части. Здесь не было сделано определенного выбора – ударам подвергались и войска на поле боя, и переправы. На обоих поприщах были достигнуты частные успехи. В полосе 69-й армии 16 апреля была разрушена переправа грузоподъемностью 30 тонн.
Вместе с другими немецкими самолетами 16 апреля взлетели десять Ме-109, пилотируемых летчиками-добровольцами. Они принадлежали 104-й эскадре штурмовиков и должны были выполнить самоубийственную атаку мостов через Одер в стиле японских камикадзе. Несмотря на то что идея Totaleinsatz (самоубийственной атаки) неоднократно обсуждалась в люфтваффе, этот эпизод был единственным известным примером ее практической реализации в атаке наземных целей. Результаты этой атаки неизвестны. Возможно, переправа 69-й армии стала жертвой этих «камикадзе».
Этот случай не был единичным. Кадет Эрнст Бехль из специального добровольческого подразделения люфтваффе на ФВ-190 с подвешенной 500-кг бомбой в 17.35 совершил таран понтонного моста в районе Целлина (47-я армия). По донесениям истребителей эскорта, мост был поражен, однако в советских документах не удалось обнаружить каких-либо упоминаний о разрушении переправы в полосе 47-й армии.
Всего советскими постами ВНОС было отмечено около 1000 самолето-вылетов авиации противника. 16-я воздушная армия в первый день сражения выполнила 5342 самолето-вылета (109 ночными бомбардировщиками, 1315 бомбардировщиками, 1383 штурмовиками, 2545 истребителями). Советская сторона претендовала на 165 сбитых самолетов противника. Собственные потери составили 87 самолетов (8 сбито зенитной артиллерией, 13 истребителями противника, 54 не вернулось с боевого задания).
Итоги первого дня наступления. Зная последующее развитие событий, невольно испытываешь искушение назвать первый день особо значимым, если даже не решающим. Точно так же на детской фотографии будущей знаменитости мы пытаемся разглядеть черты гения или злодея, которым он стал впоследствии. Однако внимательное рассмотрение событий 16 апреля не позволяет сделать вывод о влиянии именно этих событий на форму операции. Берлинская операция сильно отклонилась от планов двух фронтов, но ломка первоначального замысла произошла не в первый день сражения.
Дневное донесение в ОКХ из штаба группы армий «Висла» 16 апреля начиналось достаточно бравурно: «На фронте 9-й армии противник перешел к ожидавшемуся решающему крупному наступлению. Атака была поддержана сильнейшим 2,5-часовым ураганным огнем из 2500 стволов артиллерии и 1600 стволов реактивной артиллерии с общим расходом боеприпасов в объеме приблизительно 450 000 выстрелов, а также волнами бомбардировщиков и штурмовиков в объеме около 2000 самолето-вылетов. Противник также использовал около 450 танков. Благодаря расположению главной боевой линии и глубокому эшелонированию собственных артиллерийских позиций эффект вражеского обстрела не идет ни в какое сравнение с высоким расходом боеприпасов»
[80].
Однако детализация обстановки уже не создавала впечатления крупного успеха в обороне: «На направлении главного удара противника по обеим сторонам от шоссе Кюстрин – Мюнхеберг сильные вражеские части, поддержанные двумя группами танков, смогли оттеснить наши войска на несколько километров и закрепиться у Зееловских высот. Контрудар танковой дивизии «Курмарк» пока не принес успеха.
Подбитая САУ «Штурмгешюц» на подступах к Берлину. Крыша самоходки сорвана взрывом боекомплекта
На разграничительной линии между LVI танковым корпусом и CI армейским корпусом противнику, поддержанному двумя группами танков, удалось во второй половине дня добиться вклинения глубиной 6 км. Мероприятия по ликвидации этого разрыва шириной 5 км уже приняты, для этого использованы последние резервы.
На северном участке главного удара противника к востоку от Врицена враг сумел добиться вклинения глубиной 5 км. Из района вклинения его крупные подразделения, поддержанные танками, начали наступление в северном и южном направлении с целью охвата оставшихся на линии фронта по обеим сторонам прорыва частей. Положение в этом районе в данный момент неясно»
[81].
Для предотвращения прорыва фронта из резерва ОКХ командованием группы армий «Висла» была запрошена 18-я танко-гренадерская дивизия полковника Рауша. Разрешение на переподчинение дивизии 9-й армии последовало в 19.10 16 апреля. С получением разрешения дивизия немедленно снялась с места в полосе 3-й танковой армии и отправилась в район Букова и Мюнхеберга.
Бюссе называл 16 апреля «большим успехом в обороне с учетом неравенства сил». Оговорка относительно неравенства сил носит существенный характер. Советским войскам просто не удалось добиться решительного результата в первый же день наступления.
Однако проволочки с наступлением на Берлин, конечно же, не вызвали восторга в Москве. Вечером 16 апреля состоялся телефонный разговор между Верховным Главнокомандующим и командующим 1-м Белорусским фронтом. Жуков описывает его следующим образом:
«Вечером я вновь доложил Верховному о затруднениях на подступах к Зееловским высотам и сказал, что раньше завтрашнего дня этот рубеж взять не удастся.
На этот раз И.В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.