С еще более тяжелым сердцем Гэри вышел обратно в коридор, обнаружив там бледную и напряженную Шерил.
– В ванной пусто, – сказала она.
Гэри понимал, что Шерил думает о том же, о чем и он. Осталась всего одна комната. Одна дверь, за которой их ждало главное открытие. Гэри сердито отогнал муху. Наверное, он затаил бы дыхание, если бы и так уже не задыхался от отвратительного запаха. Поэтому он просто взялся за ручку и рывком распахнул дверь.
Шерил была достаточно стойкой для того, чтобы ее стошнило, однако Гэри все равно услышал, как она с трудом сдерживает рвоту. Его собственный желудок тоже подпрыгнул, хотя он сумел сразу же обуздать рвотный позыв.
Гэри был неправ, когда подумал, что дело дрянь. Дело было сущим дьявольским кошмаром.
Мальчик лежал на кровати, одетый в футболку на несколько размеров больше, на нем были мешковатые шорты и белые гольфы. Их резинки впивались в раздутую плоть его ног.
Ярко-белые носки, подумал Гэри. Ослепительно белые. Без единого пятнышка, как в рекламе стирального порошка. Или, возможно, они казались ему такими, из-за того что все остальное было красным. Темно-красным. Пропитавшим безразмерную футболку, залившим подушки и простыни. Там, где у мальчика должно было быть лицо, виднелась лишь кровавая каша, стершая все его черты. В этой каше сновали черные мухи и жуки.
Гэри мысленно вернулся к разбитому экрану телевизора, к луже крови на полу – и внезапно все понял. Мальчика вновь и вновь били лицом об экран, а затем колотили им об пол до тех пор, пока это лицо не утратило свои черты, пока его фактически не осталось.
Возможно, дело было именно в этом, подумал Гэри, поднимая глаза. И именно тогда он еще раз увидел красный цвет, который резко оттенялся на общем фоне. Ярко-красный. Настолько интенсивный, что его просто невозможно было не заметить. Надпись, выведенная кровью на стене прямо над телом мальчика:
1
Никогда не возвращайся. Люди так всегда говорят. Все уже изменилось. Оно не будет таким, каким ты его помнишь. Оставь прошлое в прошлом. Разумеется, легче сказать, чем сделать. Прошлое имеет свойство возвращаться к тебе вновь и вновь. Как блюдо, которое испорчено карри.
Мне не хотелось возвращаться. Правда. Даже перспектива быть съеденным заживо крысами или заняться бальными танцами была для меня более привлекательной. Вот насколько мне не хотелось видеть дыру, в которой я вырос. Но иногда у человека просто нет другого выбора.
Именно по этой причине я ехал сейчас по извилистой трассе, петлявшей среди сельских пейзажей Северного Ноттингемшира, хотя не было еще даже семи утра. Давненько я не видел эту дорогу. По правде говоря, я давненько также не видел, чтобы часы показывали семь утра.
Дорога была практически безлюдной. Меня обогнала лишь пара машин. Водитель одной из них изо всех сил сигналил мне, изображая из себя Льюиса Хэмилтона и явно демонстрируя мне, что я мешаю ему добраться до его дерьмовой работы на несколько минут раньше. Впрочем, я действительно езжу медленно, практически уткнувшись носом в лобовое стекло и сжимая руль так сильно, что мои острые костяшки белеют. Очень медленно.
Я не люблю водить и стараюсь делать это как можно реже. Я хожу пешком или ловлю автобус. Для более дальних путешествий покупаю билет на поезд. К несчастью, через Арнхилл проходит мало автобусных маршрутов, а ближайшая железнодорожная станция расположена в двадцати милях. Остается только поездка на машине. Как я уже сказал, иногда у тебя просто нет выбора.
Посигналив, я свернул с главной дороги и поехал по еще более узким и извилистым проселочным дорогам. Вокруг меня расстилались поля тошнотворного коричневого и грязно-зеленого цветов; среди поваленных берез виднелись стальные сараи, из которых высовывали свои рыла принюхивавшиеся к воздуху свиньи. Шервудский лес, вернее, то, что от него осталось. В наши дни Робин Гуда и Малыша Джона можно встретить только на бездарно нарисованных вывесках придорожных забегаловок. В таких забегаловках обычно заседает веселая братва, способная разве что выбить тебе зуб, если им не понравится то, как ты на них посмотришь.
Не то чтобы это был угрюмый север. Ноттингемшир может показаться севером только тому, кто только-только вырвался из адских объятий кольцевой автомагистрали. Тем не менее эта земля все равно бесцветная, плоская и начисто лишенная той жизни, которую ты ожидаешь увидеть в сельской местности. Как будто некогда испещрявшие этот край шахты выпили из нее все соки.
Я уже давно не видел никаких признаков цивилизации, даже обыкновенного «Макдональдса». И вот наконец слева от меня проплыл покосившийся, выцветший знак «Добро пожаловать в Арнхилл».
Снизу какой-то считавший себя очень остроумным мелкий поганец дописал: «где вас отымеют».
Арнхилл нельзя назвать гостеприимной деревушкой. Это место, производящее угрюмое и кислое впечатление. Оно себе на уме и относится к чужакам с настороженностью. Оно выглядит одновременно прочным и обветшалым. Это деревня, которая хмурится, когда ты сюда приезжаешь, и плюет тебе вслед, когда ты покидаешь ее.
Если не считать пары ферм да старых каменных коттеджей на окраинах, Арнхилл не слишком живописен. Шахта закрылась практически тридцать лет назад, однако ее наследие просматривается до сих пор, подобно рудным жилам в земле. Здесь не увидеть ни соломенных крыш, ни горшков с цветами на стенах. Во дворах висят лишь бельевые веревки и иногда национальный флаг.
Вдоль дороги тянутся ряды приземистых строений из темно-коричневого кирпича, среди которых затерялся невзрачный паб под названием «Бегущий лис». Раньше было еще два – «Арнхилльский герб» и «Бык», – но они давным-давно закрылись. Помню, как я еще подростком приходил в «Лиса», где его владелец-цыган продавал ребятам постарше выпивку. Помню, как, опрокинув однажды три бокала «Укуса змеи», я начал блевать еще до того, как успел добежать до грязного туалета, а возвратившись, увидел, как хозяин спокойно моет пол шваброй, то и дело окуная ее в ведро.
С пабом соседствует специализирующаяся на жареной рыбе с картофелем закусочная под названием «Блуждающий дракон», которая выглядит так, словно ее не коснулись не только прогресс, но даже и обычная свежая краска. Готов поклясться, что и меню в ней тоже старое. Слегка удивило меня лишь отсутствие магазинчика на углу, где мы покупали дешевые ириски, карамель в виде летающих тарелок и жевательные конфеты. На его месте теперь стоит «Сейнсбери Локал». Похоже, прогресс потихоньку подбирается и к Арнхиллу.
Однако, не считая появления маркета, мои худшие опасения оправдались. Больше ничего не изменилось. К несчастью, место осталось точно таким, каким я его помнил.
Я продолжал ехать по главной дороге мимо невзрачной детской площадки и зеленой зоны со скульптурой шахтера в центре. Мемориал жертвам аварии на шахте, произошедшей в 1949 году.
Сразу за центром деревни виднелись ворота расположенной на холме школы или, как ее называют теперь, Арнхилльской академической школы. Ее корпуса были покрыты свежей облицовкой, а обветшавшее здание, в котором ранее располагались классы английского языка и с крыши которого однажды сорвался ребенок, снесли, обустроив на его месте площадку для отдыха. Впрочем, сколько ни посыпай дерьмо блестками, оно все равно останется дерьмом. Уж мне ли этого не знать.