Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Колымагин cтр.№ 29

На первые послевоенные годы пришелся пик в улучшении церковно-государственных отношений. Правительство, заинтересованное в международных акциях Московской патриархии, пошло на ряд уступок. После постановления СНК СССР от 22 июля 1945 года в Крыму вновь раздался колокольный звон. (С приходом Советской армии на полуостров его запретили) (16). Правда, колокола были не во всех храмах. К 1949 году в 4 храмах их не было вообще, а во многих церквях вместо колоколов применялись гильзы от снарядов и чугунные изделия. Самый большой колокол епархии весил 528 кг (17).

Церковным органам разрешается заниматься производством церковной утвари и ее реализацией. Они получают право создавать свои мастерские и производственные предприятия, иметь складские помещения для хранения сырья и готовой продукции. 1 октября 1945 года в Крыму организуется свечное производство (18). Однако из-за малой рентабельности архиепископ Лука предпочел его 1 июля 1947 года свернуть и закупать свечи в других епархиях.

Авторитет Церкви в глазах народа постоянно растет. Верующие активно включаются в социальную работу – устраивают благотворительные обеды, помогают сиротам и вдовам. При храмах возникают кассы взаимопомощи, например во Всесвятской (кладбищенской) церкви Симферополя. С апреля по декабрь 1944 года здесь было выдано пособий нуждающимся на общую сумму 40 500 рублей, а в январе 1945 года – 1700 рублей. Однако после вмешательства уполномоченного эти кассы были ликвидированы (19).

Первым послевоенным епископом полуострова стал ленинградский архимандрит Иоасаф (Журманов), которого 13 августа 1944 года хиротонисали во епископа Симферопольского и Крымского (20). Первым же уполномоченным СДРПЦ был Яков Иванович Жданов, выступивший в роли советского обер-прокурора регионального масштаба. Эта роль в зависимости от политической ситуации, указаний сверху и авторитета правящего архиерея постоянно менялась, как менялось и соотношение между чистым администрированием и наблюдением за жизнью религиозных общин.

Первый епископ послевоенного Крыма определенно был слаб. И власти без лишнего шума с его помощью закрывали одну церковь за другой. Такова была, как мы уже замечали, общая политика: на бывшей оккупированной территории число храмов неизменно уменьшалось, в то же время в не занятых немцами районах оно увеличивалось. Правда, не очень значительно.

В отчете за 2-й квартал 1945 года Жданов сообщает: «Было закрыто 3 церкви. Закрытие было произведено через Правящего Епископа путем объединения общин» (21).

Каждый свой шаг правящий архиерей согласовывает с чиновником СДРПЦ. В отличие от архиепископа Луки он исполняет все указания. И добивается продвижения по службе. Епископа Иосафа (Журманова) переводят на место Луки в Тамбов. Вскоре, в 1948 году, его избирают членом Священного синода Русской православной церкви.

В первые послевоенные годы религиозная жизнь в Крыму била ключом. В храмы ходило немало мужчин и молодежи. Ежегодно крестилось около 10 000 человек (22). Венчалось, правда, значительно меньше, порядка 300–400 человек (23). Отпевали же около 2000 человек (24). Верующие явочным порядком совершали панихиды в местах расстрела партизан и массовых захоронений.

О движении мирян можно судить по некоторым косвенным данным. Например, в начале 1947 года на прием к уполномоченному СДРПЦ явился инспектор семенного контроля Павел Лаврентьевич Смирнов. Цель визита Смирнова, впрочем, не имела никакого отношения к посевной. Член общины симферопольской Покровской церкви пришел за разрешением выступать в храмах с проповедями как миссионер и хотел получить соответствующую бумагу. Оказывается, до революции Смирнов имел от таврического архиерея документ, разрешавший ему выступать с амвона, и теперь он хотел бы возобновить свою деятельность. Уполномоченный хотел спровадить посетителя к архиепископу Луке. Но, как выяснилось, тот уже обращался к владыке, и теперь все дело стало за чиновником. Пришлось разъяснять незадачливому просителю, «что с проповедями могут выступать в церквах только зарегистрированные священнослужители, а миссионеров как таковых у нас нет» (25). Сегодня, в десятых годах XXI века, в церкви практически невозможно увидеть проповедующего с амвона мирянина. Это считается чуть ли не криминалом. А тогда, с точки зрения церковного руководства, это казалось вполне возможным и даже желательным.

Государство в первые послевоенные годы не касалось многих частностей приходской жизни, которые решительно были пресечены в дальнейшем. Дети с родителями не только посещали храмы, но и прислуживали в алтаре. Священники в облачении сопровождали покинувших этот мир до кладбища. Правда, в Крыму для этого требовалось специальное разрешение. В престольные праздники во дворе храмов устраивались обеды для всех прихожан. Под открытым небом совершались молебны. Богатые приходы «подкармливали» бедных, устраивали обеды на престольные праздники, своеобразные агапы, братские трапезы. Агапы служили целям благотворительности и общения: это тихое вкушение пищи в присутствии Божьем. Общинные трапезы всегда существовали в церкви, даже в советское время (26).

Большой общественный резонанс имела патриотическая деятельность церкви. Крымская епархия вносила миллионы рублей в благотворительные фонды – помощи детям и сиротам, семьям военнослужащих, Красный Крест. Так, с 1 декабря 1944 года по 1 сентября 1945 года было собрано и внесено в Госбанк 568 797 руб. В эти же месяцы епархия внесла также 100 000 на оборону Родины (27). Эта практика, поднимавшая церковный авторитет, была прекращена в 1947 году согласно указанию Совета министров (28).

Очень непросто складывались отношения православных общин с органами местной власти. В первые послевоенные годы на гребне патриотизма и роста влияния Церкви власть нередко шла навстречу «пожеланиям трудящихся». Так, по просьбе настоятеля исполком горсовета Белогорска принял решение о помощи приходу в починке крыши. Правда, бдительный прокурор опротестовал и отменил это решение (29).

В 1946 году Крымский облисполком оказал епархии помощь в восстановлении в кафедральном соборе колокольни, разрушенной в 1938 году. Для этого были выделены необходимые строительные материалы (30).

Иногда чиновники-государственники даже активно отстаивали интересы верующих. Скажем, когда было принято решение о закрытии бывшей греческой церкви в селе Аутка (недалеко от Ялты), председатель Ялтинского райисполкома Черняев написал на имя уполномоченного СДРПЦ письмо (копия епископу): «Население деревни Аутки начинает увеличиваться за счет прибытия переселенцев.… Для удовлетворения религиозных потребностей прибывающего населения Райсовет находит необходимым сохранить православную церковь в Аутке, поступления с которой пойдут в бюджет района». Но Черняев, видимо, плохо понимал политику партии. Его вызвали в обком и все объяснили (31).

К сожалению, Черняевых в Крыму, как и по всей стране, было немного. Большинство партийного и государственного аппарата считало некоторые уступки «церковникам» чрезмерными. И действовало исходя из этих настроений. Скажем, председатель сельсовета в Емельяновке запретил священнику Иоанну Кудрявцеву исполнять требы. Более того, отнял пожертвованные ему сельчанами два десятка яиц и три килограмма крупы. Он не разрешил «появляться попам в пределах своего сельсовета, так как у него Советская власть». Так пишет в своем отчете уполномоченный, который вынужден принять меры к тому, чтобы зарегистрированные священники могли совершать требы (32).