Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Колымагин cтр.№ 11

Вот такой священник вместе со спутниками Войно-Ясенецкого читает и поет на богослужении.

А ранним утром, при запертых дверях, в этой же церкви совершается Божественная литургия, на которой о. Валентин стал архиереем. Это произошло 31 мая 1923 года. На следующий день новый епископ уже был в Ташкенте (15).

Кафедральный собор города был занят обновленцами. Когда они узнали, что епископ Ташкентский и Туркестанский Лука собирается служить всенощную и литургию, то быстро ретировались. Свою первую архиерейскую службу Ясенецкий-Войно служил с единственным оставшимся верным канонической церкви священником – прот. Михаилом Андреевым. В алтаре молился преосвященный Андрей (Ухтомский) и очень волновался, чтобы новый владыка не наделал богослужебных ошибок. Служба прошла спокойно.

Но врач в сане понимает, что это затишье перед бурей, что на свободе ему остается быть совсем немного. Он пишет послание к туркестанской пастве, которое его помощники перепечатывают на машинке. Лука просит и умоляет верующих не вступать ни в какое сношение с «вепрем» – «живой церковью»: «Внешностью богослужения не соблазняться и поругания богослужения, творимого вепрем, не считать богослужением. Идти в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся. Если и всеми храмами завладеет вепрь, считать себя отлученным Богом от храмов и ввергнутым в голод слышания слова Божия». И в то же время епископ говорит о необходимости повиноваться светской власти: «Подчиняться силе, если будут отбирать от вас храмы и отдавать их в распоряжение дикого вепря, попущением Божиим вознесшегося на горнем месте соборного храма нашего… Против власти, поставленной нам Богом по грехам нашим, никак нимало не восставать и во всем ей смиренно повиноваться» (16).

В этом послании Ясенецкий-Войно буквально следует словам Спасителя, сказавшего: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие – Богу» (Мф. 22, 21).

Верного патриарху Тихону архиерея власти арестовали 10 июня 1923 года, в субботу вечером. В 23.00 в наружную дверь раздался стук. Обыск, арест. И вот святитель первый раз входит в «черный воронок». Начинаются годы тюрем и ссылок.

В общей сложности святитель Лука провел в тюрьмах и ссылках одиннадцать лет. Против него было заведено шесть уголовных дел. По пяти из них посмертно, уже в постсоветское время, он был реабилитирован. Что касается шестого, то у правосудия до сих пор не дошли до него руки. К святому применяли разные методы воздействия. В двадцатых – первой половине тридцатых годов власти, несмотря на гонения, считались с медицинскими заслугами нашего героя и пытались убедить его отказаться от религии в пользу науки. В годы Большого террора Войно-Ясенецкий рассматривался как представитель той группы, которая подлежит уничтожению. Никакое «раскаяние» не могло его спасти от неминуемой смерти. Спасло его чудесное стечение обстоятельств и мужество. Мученичество советского периода, как отмечает историк Алексей Беглов, имеет свою специфику, связанную с характером преследований за веру. Сегрегация по классовому признаку в СССР дополнялась сегрегацией по религиозной принадлежности. Активные верующие, особенно духовенство, попадали под каток повышенного налогообложения, их выселяли во время «чисток» из крупных городов, записывали в число неблагонадежных. Вера становилась препятствием в карьерном росте, грозила осложнениями дома, в коммунальной квартире, столкновением с общественными организациями, репрессиями. Если мученики первых веков христианства сохранились в церковном предании как свидетели веры и воскресения, то советские верующие очень часто становились свидетелями Голгофы (1). Они проявляли христианское смирение перед лицом близкой расправы, как сделали это на заре русского христианства князья-страстотерпцы Борис и Глеб.

Страдания святителя Луки оказались связаны и с молчаливым стоянием у Креста, и с героическим утверждением веры, Воскресения. Он совместил в своем подвиге раннехристианский и более поздний опыт свидетельства. Погружение во тьму стало одновременно и вхождением во мрак, где был Бог.

В СМИ началась травля «тихоновского архиерея». Его обвиняли не только в контрреволюции, но и, как ни странно это звучит сегодня, в нарушении церковных канонов. Ничтоже сумняшеся журналист Горин на страницах официального органа ВКП (б) «Туркестанской правды» за несколько дней до ареста святителя размышляет о правомочности рукоположения врача и приходит к выводу, что архиерейскую кафедру Лука захватил незаконно. «Воровской епископ» – вот главный слоган фельетона. А главный его посыл – необходимость возбудить уголовное дело против В.Ф. Ясенецкого-Войно: «…все это представляет достаточно материалов для привлечения его в порядке внутреннего управления к ответственности» (2).

В свою очередь сотрудники карательных органов состряпали обвинение. Подсудимому инкриминировали агитацию за международную буржуазию и распространение ложных слухов о якобы неправильном осуждении патриарха Тихона. Еще одна страшная вина – продолжение существования союза приходов, признанного местной властью незаконным, и участие в этом союзе Луки. Задача ведомства Дзержинского была предельно простой: удалить под любым предлогом из города «контрреволюционера», отправить его в ссылку. Ведь пока он оставался в Ташкенте, народ слушал его, а не раскольников. К августу 1923 года все храмы епархии контролировались обновленцами, но они стояли пустыми. Наказ опального владыки не иметь ничего общего с «лютым вепрем» соблюдался церковным народом неукоснительно.

Ясенецкого-Войно решили отправить в Москву, в центральное Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), в задачу которого входила борьба с контрреволюцией. Обратим внимание на процедуру рассмотрения дела. Никакого суда над владыкой не было – его судьбу решили во внесудебном порядке. До этого святителя держали в ташкентской тюрьме в относительно сносных условиях. Известно, что режим заключения двадцатых годов позднее, после сурового ужесточения условий содержания заключенных в 1930-е годы, казался весьма легким. После первых допросов профессора-епископа перевели из одиночки в большую общую камеру. Арестанты имели возможность встречаться с родными, принимать от них передачи, совершать прогулки на большом внутреннем дворе, читать и писать. Последнее обстоятельство было особенно важно. Врач не отказался от мысли закончить «Очерки гнойной хирургии». И в этом намерении проявились не только его упорство, но и патриотизм: он хотел быть полезным стране, людям. Интересно, что патриотизм Луки разделяли и сотрудники карательных органов. Несмотря на запущенный механизм репрессий, они помнили об общем благе, идеология еще не до конца подчинила их себе. Когда профессор-епископ обратился к начальнику ташкентского тюремного отделения с просьбой дать ему возможность дописать главку «О гнойном воспалении среднего уха и осложнениях его», тот предоставил ему свой кабинет. После окончания рабочего дня заключенный садился за рукопись и трудился. Вскоре на заглавном листе завершенной работы он написал: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии». Так сбылись предчувствия, которые были у автора еще в Переславле-Залесском.

Итак, монография закончена, передана через друзей в медицинское государственное издательство, которое готовит ее к публикации. Но книга зависает: в двадцатые годы она так и не вышла. В процессе ее подготовки возникли свои завихрения. Профессор медицины обратился к наркому просвещения А.В. Луначарскому с просьбой напечатать монографию с указанием сана автора, но нарком ответил решительным отказом. Книга увидела свет только после второй ссылки Войно-Ясенецкого, без упоминания его епископства.