Женщины, о которых думаю ночами - читать онлайн книгу. Автор: Миа Канкимяки cтр.№ 72

Я думаю обо всех тех женщинах с портретов, за которыми бегаю здесь. Женщины Уффици, подружки художников, позировавшие для мадонн, юные девы с фресок, смотрящие с полотна прямо на тебя. Я думаю о складных карманных портретах, изображавших юных аристократок – такие рассылали по всей Европе, рекламируя потенциальных невест. Думаю о портретах, списанных с женщин, которые уже лежали на смертном одре.

Затем я думаю о торговцах селфи-палками, дежурящих на мосту через реку Арно. (Нет, я ничего у них не купила.) Думаю о том, что сфотографировала себя, смотрящуюся в потемневшее зеркало спальни средневекового палаццо Даванцати. В тот момент мне показалось, что это единственный способ вписать себя в мир этих женщин.

Я думаю о снимках Изабеллы, Иды, Мэри и Нелли, об их портретах, о запечатленных взглядах, прическах, нарядах, наивных зонтиках от солнца и глобусах, о том, что с их помощью хочется рассказать, и то, что хочется скрыть, о том, что, словно тень, проходит позади. Думаю о том, что портрет открывает одну историю, но скрывает другую.

Затем я думаю: найдутся ли здесь, во Флоренции, такие ночные женщины, которые не позировали в качестве натурщиц и не являлись притяжением для взглядов, а творили сами? Где написанные ими картины, где женские истории, представленные самими женщинами?

Найти бы! Это означало бы, что кому-то удалось реализовать вариант номер четыре.

Одно только знаю: женщины-художницы во все времена считались редкостью, словно рог единорога. То, что «выпадет в осадок» после просмотра толстых каталогов по истории искусств, будет незначительным. В качестве моделей, натурщиц или муз они еще годились, но стать художницей было куда сложнее. Женщины не имели доступа к образованию. Бытовало мнение, что в силу их природы им больше соответствуют занятия прикладным искусством – например, вышиванием или созданием гобеленов. А если кто из женщин и становился живописцем, то они работали тайно, картины не выставлялись. Частенько их работы приписывались художникам-мужчинам, и, кстати, авторство многих открылось лишь в последние десятилетия. Те из них, кого признали при жизни, по разным причинам оказались забытыми. Их не упоминают в исторических книгах, а их произведения брошены в запасники музеев на милость крыс, голубиного дерьма и влажности. В Уффици можно стереть ноги в кровь, пытаясь отыскать хоть одну художницу. Создается впечатление, что залы, где, по идее, их редкие картины должны быть выставлены, оказываются под замком, на ремонте или каким-то мистическим образом скрываются от моего взгляда.

Признаться, мне удалось найти произведение одной жительницы Флоренции. Это «Христос, снятый с креста» монахини Плавтиллы Нелли. Мы помним, что монастыри являлись теми редкостными местами, где женщины имели возможность саморазвития. Самым талантливым монахиням поручалось изготовление иллюстраций к молитвенникам. Сестра Плавтилла Нелли (1524–1588) жила в ныне уже забытом доминиканском монастыре Святой Екатерины Сиенской и, согласно легенде, была не просто признанной и продуктивной художницей-самоучкой, но и весьма известной, ибо написанные ею лики святых имелись «в домах столь многих благородных флорентийцев, что будет излишним перечислять их всех», как пишет Вазари в своих «Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих». Сохранилось лишь несколько работ Плавтиллы, и одна из них представлена в монастыре Сан-Марко, где ее недавно обнаружили в подвалах. Картина имеет насыщенные цвета, ее сюжет трогает: глаза оплакивающих Христа женщин воспалены, носы красные. Не секрет, что Плавтиллу упрекали в том, что образы ее мужчин либо женоподобны, либо будто склеены из разных частей, как и этот Иисус, но разве можно в этом упрекать саму Плавтиллу? Монашеская жизнь, по определению, ограничивала возможность понаблюдать за мужским обнаженным телом. Еще одна из сохранившихся ее работ – настоящий шедевр длиной почти семь метров – «Тайная вечеря». Работа заслуживает всемирную известность, поскольку это единственная написанная женщиной картина на данную тему. Перед Иисусом на столе помимо хлеба и вина изображены салат, бобы и целый жареный ягненок – что, на мой взгляд, отображает не только религиозный символизм, но и отличное понимание ситуации: кто же будет угощаться одним хлебом, если речь идет о «последней трапезе»? Остается только сожалеть, что эта редкость разрушается в трапезной монастыря Санта-Мария-Новелла и доступ к ней закрыт.

Время моего пребывания во Флоренции неумолимо подходит к концу. Однажды у дома сталкиваюсь с курящим перед входом Бенедетто. Говорю ему, что у меня осталась всего неделя и было бы неплохо встречаться каждый день. «Звони в дверь в любой момент», – отвечает он. Дверной звонок! В Финляндии никто просто так не пойдет давить на кнопку звонка. «But this is Ita-alia!» – отвечает он.

Выслушиваю от него порцию политической проповеди на злободневную тему: за последние двадцать лет Италия испорчена, политики – ворье, работы нет, банки владеют страной. В свое время он окончил Миланский университет первым на курсе, а сейчас работает консультантом в транснациональной компании и ненавидит работу всеми фибрами души. Я спрашиваю его: «Но если бы мир был идеальным, о чем бы ты мечтал?» «Я хотел бы жить в Риме и преподавать либо в школе, либо в университете», – отвечает он. То есть сорокалетний мужчина, имеющий докторскую в кармане, хотел бы работать по специальности. Что ж, на самом деле людские мечтания не такие уж и невозможные.

Вечером Стефано дома. Мы одновременно ужинаем на кухне – каждый ест то, что сам купил себе. Стефано поставил винил Фрэнка Синатры и показывает фотографии своей весенней поездки в Нью-Йорк. У него в планах бросить учебу в университете и пойти учиться на технолога по выделке кожи – сама профессия ему не слишком интересна, но кажется наиболее разумным выбором. Молодежь Италии охвачена пораженческими настроениями, учеба ничего не гарантирует, но может, у него получится трудоустроиться на кожевенное производство? А потом он признается, что больше всего на свете ему хотелось бы написать роман.

Уже лежа в кровати, я задумываюсь над тем, что, как ни странно, в этом мире многие мечтают делать что-нибудь другое, либо по разным причинам не могут заниматься тем, чем им хочется. Бенедетто хотел бы преподавать, Стефано писать, женщины эпохи Возрождения, вне всякого сомнения, хотели бы заниматься чем-нибудь еще, а не только рожать.

Помнится, в Киото на йога-ретрите я услышала, что клетки организма человека с течением времени полностью обновляются, так что в моем возрасте от меня в детстве не осталось уже ничего.

Не правда ли, обновлением клеток можно объяснить все что угодно?! Вот захочешь бросить мужчину – скажи ему: «Слушай, у меня тут все клетки обновились». А захочешь стать писателем, хотя надо бы позаботиться о накопительной части пенсии, или стать тем, кто без приглашения звонит в дверной звонок, – валяй, звони, оправдываясь все теми же новыми клетками. Обновление клеток делает невозможное возможным: новая жизнь, новые установки – буквально, возрождение.

Ренессанс.

В последние несколько дней у меня паника. Куда пойти? Как успеть? Иду еще раз в церковь Санта-Тринита, бросаю монетку в металлическую шкатулку – перед фресками загорается лампочка. И вот оно – семейство Сассетти: сам банкир, его супруга, дочери, сын и зять, а еще полный набор сливок флорентийского общества начиная от заказчика Лоренцо Медичи Франческо Сассетти до Доменико Гирландайо, самого именитого художника периода Кватроченто.