Адрес этой мелкой нахалки и ее хамоватой мамочки Виктор запомнил еще из полицейского протокола. Припарковался так, чтобы видеть их подъезд, и приготовился ждать. Рано или поздно наглая Арина должна была отправиться к Тихону. «А с чего ты взял?» – поинтересовался здравый смысл. Виктор не стал отвечать. Иначе пришлось бы признать, что у него просто нет другого плана.
И план сработал. Арина действительно довела его до жилого дома. Теперь он знал убежище сына с точностью до подъезда. А хотелось бы с точностью до квартиры.
Виктор набрал номер Арининой матери:
– Привет! Не знаете, к кому ваша дочь могла приехать на Лесную, пятнадцать?
* * *
Тихон проснулся, сделал себе яичницу, с аппетитом ее умял… и понял, что ему грозит страшная смерть от тоски. Телефон включать он опасался: если он в розыске, по мобильнику смогут засечь. Компьютера в квартире не было. Был телевизор, но он взбесил Тихона на десятой минуте. Показывали там не то, что хотелось, а если и попадался интересный фильм, то промотать на начало не получалось. Тихон наткнулся на серию «Сверхъестественного», про которую ему рассказывала Арина, взял себя в руки и попытался смотреть. Но тут началась реклама.
Вырубив телик, Тихон прошелся по комнатам. Из развлечений были только книги. «Если я на секундочку включу телефон, – подумал Тихон, – и сразу перейду в авиарежим? Вряд ли они засекут!»
В дверь позвонили через две минуты после включения смартфона. Тихон дрожащими пальцами нажимал на кнопки, пытаясь выключить телефон, дверной звонок продолжал верещать.
Наконец Тихон решился и заглянул в глазок. Там стояла Арина.
Он распахнул дверь. Арина вошла со словами:
– Я тоже ушла из дома.
* * *
Они пили чай, Арина в красках описывала, какая мать оказалась сволочь, а Тихон про себя радовался. Теперь смерть от тоски ему не грозила. И вообще…
– Она мне не верит! – Арина чуть не плакала. – Как будто я ее хоть раз обманула… То есть я обманула с театром моды… Но она же сама меня заставила! Сама говорила: «Делай что хочешь!», а сама озверела, как только увидела мою фотку в кимоно!
Чтобы успокоиться, она схватила чашку с остывшим чаем и принялась жадно пить.
– А мой отец, – спросил Тихон неожиданно для себя, – он… как?
– Да он совсем! – Арина с чувством поставила опустевшую кружку на стол. – Начал рассказывать, что он тебя от гомосексуализма вылечил! Бред какой!
Тихон смущенно посмотрел в свою чашку.
– Тихон! – насторожилась Арина. – Это же бред, да? Он тебя не лечил?
– Ну… как бы… возил он меня к одному…
– Но он же не вылечил? – в голосе Арины прозвучало отчаяние. – Ты бы мне сказал, да?
– Да не вылечил он ничего! – искренне ответил Тихон.
«Потому что лечить было нечего», – добавил он мысленно.
Однако Арина и не думала успокаиваться:
– А почему ты мне не сказал?! Тебя куда-то возили, что-то делали – а ты молчал?!
– Ну… как-то к слову не пришлось, – пробормотал Тихон.
Арина еще немного посверлила его взглядом, потом выдохнула:
– Ладно. Давай думать, что дальше делать. Не сидеть же тут вечно.
– Я хочу японцам написать, – признался Тихон. – Объясню ситуацию. Не звери же они. Может, какой-нибудь фонд билеты оплатит? И проживание…
– Нет, – покачала головой Арина, – мы несовершеннолетние, без родительского согласия нас из страны не выпустят.
Тихон вздрогнул.
– Нас? – спросил он.
Арина сначала не поняла вопроса. Ну подумаешь, человек не расслышал. Потом покраснела. Потом зажмурилась. Первый порыв – бежать и хлопнуть дверью. Она даже вскочила. И тут же села. Она только что так убегала из дома, второй раз явный перебор. Да и некуда.
«Голова не высохла еще… Замерзну на улице… Я ради него… Тварь неблагодарная… Ну и вали в свою Японию…»
Арина никак не могла сконцентрироваться, мысли разбегались. У нее на лице отразилось полное отчаяние.
– Слушай, – сказал Тихон, – я поеду, стану крутым художником, заработаю кучу денег и вернусь.
– Зачем? – спросила Арина.
– Ну…
Тихон понял, что сказать ему нечего. Он даже испугался, до такой степени ему нечего было сказать.
Зачем возвращаться? Чтобы всем показать – что он такой приехал, вышел из самолета, а его у трапа уже встречает машина.
И Арина. А он с огромным букетом цветов. И говорит:
«Я не гей».
А она такая:
«Я всегда знала».
В голове у Тихона тут же сложился комикс. Черно-белый. А цветы ярко-красные. И красные губы у Арины. И красные щеки у отца, который тоже в аэропорту, смотрит на все это, и ему стыдно. И он уходит вдаль, понурив голову, но Тихон его догоняет и прощает. Потому что в японских традициях старших надо уважать. И вообще.
Тихон представил все это так явно, что начал озираться в поисках карандашей и бумаги. Но увидел только Арину, которая выскочила в дверь.
Только когда в мозгу вспыхнула очередная картинка – черно-белая комната, силуэт Арины в дверном проеме, – понял, что происходит.
– Стой! – крикнул он и бросился следом.
Выскочил на лестничную площадку, услышал торопливые шаги по лестнице (крупный план: туфли над ступеньками), сообразил, что сам в тапочках. Бросился назад, не смог вспомнить, где его кроссовки, так и побежал (повтор крупного плана – ноги в тапочках, один тапок опасно висит на кончиках пальцев, сейчас упадет).
* * *
Виктор выбросил в окно пустой стаканчик из-под эспрессо, покосился на стоящее рядом такси. Там сидела Аринина мать. Она не знала никого с улицы Лесной, но все-таки приехала.
Виктор еще раз оценивающе рассмотрел лицо Жанны и удивился себе: с чего он вдруг ночью решил за ней приударить? Наверное, освещение сбило с толку. Пожилая уже тетка, не в его вкусе…
Жанна выскочила из машины и понеслась к подъезду. Виктор перевел взгляд – Арина быстро шла, почти бежала, от дома. А за ней, нелепо шлепая тапочками, вприпрыжку несся Тихон.
Виктор распахнул дверь и бросился к сыну, до него было не больше сотни шагов.
Тихон отца не заметил. Он в три прыжка догнал девчонку, развернул ее к себе и поцеловал.
Виктор обогнал Жанну, которая от неожиданности превратилась в соляной столб, добежал до Тихона, оторвал его от Арины и от всей души отвесил оплеуху.
* * *
Телефон у Тихона Виктор, конечно, отнял. И ноутбук. И загнал в комнату. Тихон тут же забаррикадировал дверь и на все окрики не отзывался. Виктор сел прямо на пол и понял, что с него хватит. Ломать дверь он будет потом. И воспитывать. И все остальное.