Зимой фонтан не работает. Она это прекрасно знает. Просто ориентир. Осталось уточнить время. Завтра.
Мурзя выздоровела и рассказывала о том, как у памятника казачеству ограбили прохожего. Утром напали, двинули кулаком в лицо и отобрали кошелёк. Расписывала так живо, что казалось, это она и грабила. Предложила собраться на выходных у меня. Я ответил, что занят. Мурзя не поняла, переспросила. Я ещё раз объяснил, что занят. Тогда она предложила приехать к Валерке и, кажется, обиделась, сообразив, что на выходных я выпадаю из компании.
– В три часа у фонтана рядом с Музыкальным, – назначил я встречу Марине. – В субботу.
Она кивнула.
В нашем городе сложно заблудиться. Есть проспект, полный провинциально-пафосных магазинов, ужом вьющийся параллельно изгибу реки и начинающийся от железной дороги. Проспект, по рассказам исторички, имел с десяток названий, она их все перечисляла, да я забыл. Имени Сталина – точно был, но теперь называется Красный. Параллельно Красному проспекту с одной стороны – набережная, с другой – заводы, и улица там соответствующая – Кузнечная. Музыкальный театр расположен на площади Ленина, которая делит проспект на примерно равные части – северную и южную. На площадь я приехал за пятнадцать минут до назначенного времени.
День был солнечный, но холодный. Площадь у фонтана выложена плиткой, частью выкрошившейся и местами просевшей. В тёплый влажный день всё здесь покрыто изящным лабиринтом луж. Вода замёрзла, скрылась под пылью, и можно было вообразить, что площадь в идеальном состоянии. Только протоптанные зигзагами в обход льда тропинки напоминали, что тут что-то не так. В назначенном месте стояли парень в чёрном кашемировом пальто, в очках, с виду студент, да девчонка в бежевой куртке и тёмно-синем берете. Студент поглядывал то на часы, то на остановку, а девчонка, смотревшая в пустую чашу фонтана, повернулась ко мне, и я узнал Марину. Оказывается, у неё не только аляповатая камуфляжная куртка, но и вещи приличнее. На убитые в хлам осенние сапоги я не обратил внимания.
Она быстрым шагом подошла ко мне.
– Пойдём?
В центре много кафе, пиццерий, бистро и кулинарий. Но мы свернули в незнакомый проулок и медленно шли по разбитому асфальту тротуара. Улица Пушкина, прочитал я на одном из зданий. Со времён поэта тут вряд ли что-то изменилось. Разве что асфальт стал немного хуже.
– Здесь хорошо, – сказала Марина. – Нет суеты.
Она остановилась возле кленовых зарослей у старого неопрятного здания. Оценивающе посмотрела на меня большими тёмными глазами.
– Я не знаю, зачем тебе понадобилось со мной гулять. Но хочу предупредить о двух вещах. Не вздумай меня лапать. И самое главное – не вздумай меня жалеть.
– В смысле? – уточнил я.
У меня в мыслях не было ни того, ни другого.
– В самом настоящем смысле, – пылко ответила Марина, металла в её голосе прибавилось. – Когда кто-то узнаёт, что я не слышу, то видно, что он начинает меня жалеть. В глазах читается: «Бедная инвалидка! Как же ты живёшь?» Но я же не слепая. Всё это вижу. И как будто я в их жалости нуждаюсь.
– Никакая ты не инвалидка, – сказал я.
– Замолчи, – оборвала меня Марина. – Если увижу, что ты произносишь это слово, тебя рядом со мной на километр не будет. Понял?
– Так командуешь, будто у тебя папа генерал, – сказал я скорее самому себе.
Марина сурово посмотрела на меня. Я мысленно бросил монетку. Орёл – залепит пощёчину.
Выпала решка.
– Подполковник, – с серьёзным видом произнесла Марина. – Запаса.
Я кивнул и протянул руку. Легко отделался. Собрался погулять с девочкой, как тут же она тебе ставит условия и ещё глядит так, словно собирается заехать с вертушки в щи. И хотя условия были разумные, я ощутил себя прохожим у памятника казачеству из рассказа Мурзи.
– Пойдём дальше? – тон Марины стал мягче.
Протянутую ладонь она проигнорировала. Наверное, идти за руку в её воображении – уже бесцеремонное лапание.
Шли молча. Марина глядела чуть в сторону, и я начал размышлять, где и когда обидел её. Можно было на всякий случай спросить, но Марина этого бы не услышала и не увидела, а значит, это бессмысленно. Оно и к лучшему. Сказать что-нибудь лишнее чревато, мысленная монетка могла упасть орлом, и получил бы я по лицу. Отличная прогулка, что тут скажешь. Но отступать было глупо, сам пригласил. Чтобы отвлечься, я принялся смотреть на редкие осенние облака. В облаках есть особая магия. Когда на них долго гляжу, то всегда успокаиваюсь, а потом в голову начинают приходить слова ещё не написанных песен. В такие минуты я напоминаю себе Винни-Пуха. Бу-бу-бу-бу-бу опилки. А потом приходит слово к «опилкам». И так можно идти и искать слова, пока они не сложатся в песню. Я так их несколько написал. Только сейчас в голове вертелся лишь один вопрос: «Что сейчас происходит?»
Вдруг Марина остановилась и силой развернула меня к себе. «Сейчас пошлёт», – мелькнуло в голове.
– Тебе нравятся пироги с ливером?
– Нет, – ответил я.
– А с картошкой?
– С картошкой, пожалуй, да.
Марина покивала, словно соглашаясь с выбором, и произнесла:
– Тогда зайдём, купим пироги с картошкой и чай. Пойдём, пойдём.
Она силой увлекла меня через ближайшую подворотню к соседнему дому, где обнаружилась чуть выцветшая вывеска «Беляшная».
В помещении с высоким потолком, где располагалась эта забегаловка, царил запах перестоявшего теста и кипящего растительного масла. Возле самого входа столовались люди деревенского вида, а в дальнем углу, оставив рядом на столе недоеденный беляш, кемарил мужик из той породы, что выпрашивают в переходах деньги.
– Тебе здесь прикольно зависать? – уточнил я.
Марина не поняла иронии. Или не обратила внимания, ведь сейчас она была ведущей. И ей определённо хотелось пирога с картофелем или даже с ливером. Все эти гламурные кафешки для слабаков, а это настоящее брутальное место для дочери подполковника. Может, она привела меня проверить, не слабак ли я и не сдамся ли, почувствовав густой запах прогорклого масла. Я не сдался.
– Здравствуйте, тётя Наташа, – поприветствовала Марина немолодую женщину за прилавком. – Как Валера?
– На кухне, – ответила тётя Наташа.
– Два пирога с картофелем и два чая, – попросила Марина и бросила на прилавок горсть мелочи.
– Почём? – спросил я, когда она принесла пироги в салфетках, запачканных маслом.
– Недорого.
Я сходил за чаем, попутно придумывая, о чём можно поболтать, и уже открыл рот, но тут из кухни пришёл тот самый Валера. Между ними, как между старыми знакомыми, завязался разговор. Им было интересно, они улыбались, Валера поглядывал на меня. Это был разговор двух глухонемых, первые пару минут занятно смотреть со стороны, как разговаривают жестами. А потом скучно, ведь ничего не понятно. Я был в этом заведении лишний. Положил на стол мятую сторублёвку и пошёл к выходу. Можно было ещё успеть на тусовку к другому Валере.