— Кстати, о лечебнице, — ухватилась я. — Меня удивило то, что описанная больница у вас в книге — не современная, а скорее из прошлого или позапрошлого века. Несмотря на то что вроде герои из двадцать первого века, почему в романе больница описана совсем из другого времени?
— Просто авторская задумка, — пожал плечами Курагин. — Почему, скажем, в художественном романе нужно придерживаться именно реалий одного времени? По-моему, так даже остросюжетнее, увлекательнее. Я хотел добиться полного переворота мыслей у читателей, и думаю, вполне этого достиг.
— Что верно, то верно, — согласилась я с ним. — Правда, сомневаюсь, что после прочтения вашей книги у человека могут возникнуть позитивные мысли. Я, если честно, хоть и проглотила роман за одну ночь, перечитывать его бы не решилась.
— Естественно, не все писатели на страницах своих романов восторгаются бабочками-цветочками и воспевают неземную любовь, — с ноткой презрения в голосе заметил мой собеседник. — Знаете, я все творчество подразделяю на две условные категории — так называемое «черное» и «белое» творчество. Если идет речь о «белом», то в таких книгах автор, как правило, восторгается жизнью, делится с читателями своей радостью, советует, как научиться быть счастливым. Даже если с героями такого произведения случается что-то плохое, то финал всегда будет хорошим — вроде «жили они долго и счастливо». И — да, подобные книги хочется перечитывать, они вдохновляют. Но существует и другая сторона — темная. К «черному» творчеству можно отнести произведения того же Стивена Кинга, триллеры и книги с депрессивной подоплекой. Вы можете задать логичный вопрос — зачем вообще писать произведения, которые несут не положительные, а отрицательные эмоции? У авторов, сочиняющих подобные книги, могут быть разные мотивы. Писатель, скажем, намерен перевернуть сознание людей, заставить их обратить внимание на что-то, на какую-то проблему. А может статься, что человек пишет для того, чтобы избавиться от каких-то своих психологических проблем, комплексов, страхов. Ведь лучше убивать людей на страницах произведений, чем брать нож и идти резать горло своей жертве в реальной жизни? Как говорят, «бумага все стерпит». Даже обычным людям, далеким от писательской деятельности, полезно вести дневник. Скажу по себе, когда пишешь, успокаиваешься, и вместо того, чтобы срывать свою злобу и плохое настроение на окружающих, куда гуманнее излить свое недовольство жизнью на страницы текстового документа!
Я не могу заявить, что пишу для людей, — чтобы окружающие, читающие книгу, погружались в выдуманный мною мир и отдыхали от повседневных забот и рутины. Нет, в этом отношении я — эгоист, и свой роман «Черный город для Рэйвен» я написал исключительно для себя. Да, я его дал прочитать Ладе, а та подсуетилась и отыскала издательство, которое согласилось его выпустить. Но мне было совершенно все равно, будет ли роман читать кто-то помимо моей жены или нет — свою задачу произведение выполнило, то есть на его страницы я излил всю свою ненависть к окружающей действительности и несовершенству жизни. Возможно, потому он и получился таким мрачным — опять же, я писал книгу для себя, а не для других. И даже не помню, что описано в главах про Черный город — скорее, это поток моего бессознательного, который обрел жизнь на страницах книги. Может, по этой причине я и не могу сочинить продолжение — если подумать, какое продолжение может быть у книги, если главная героиня умерла и все ее монстры погибли вместе с ней? Да, редактор сказал, что читателю полюбились другие персонажи вроде талантливого доктора, которому не безразлична судьба его пациентов, персонала больницы. Но я-то сочинял не историю о случае в клинике: лечебница — это такой же второстепенный персонаж, ключевой является сама Дженни и ее ипостаси — Рэйвен и Убийца Ворон. Больница — просто декорация, равно как и лес, где произошло первое убийство. Но увы, в издательстве прежде всего хотят, чтобы писатели издавали не одну книгу, а целые серии. Вроде как Шерлок Холмс у Артура Конан Дойла, мушкетеры у Дюма, Гарри Поттер у Джоан Роулинг… Но не всегда это — блестящая задумка. Может, если вы любите произведения Стивена Кинга, помните его цикл «Темная башня»? Так вот, первые три книги вышли замечательные, живые, динамичные. Но продолжение мне откровенно не понравилось — автору следовало оставить цикл незавершенным, чем писать по заказу редакции или читателей. Вот к чему в романе «Песнь Сюзанны» Кинг изобразил себя в роли персонажа? Каким-то образом Роланд и его друзья попадают в настоящее время и беседуют с писателем, который создал роман. Вот это я считаю либо бредом сумасшедшего, либо попыткой самого Стивена Кинга выдать нужное количество авторских листов. Тоже отвратительная придумка — пытаться заставить писателя укомплектовать свое произведение в определенную норму. А если автор все уже сказал, а в романе недостает двадцати страниц? Он что, должен «воду лить», что ли? Или, напротив, произведение вышло большего размера, чем требуется. Значит, нужно вычеркнуть лишнее? А если лишнего нет и роман представляет собой идеальную композицию, в которой ничего не уберешь и ничего не добавишь? Ну да ладно, это тонкости издательского дела, к вашему вопросу они отношения не имеют. Вывод один: если у книги не должно быть продолжения, то глупо его выдумывать. Лучше уж создать новый роман с новыми персонажами, который будет куда удачнее, чем высосанный из пальца второй том с прежними героями.
— А вам велели придумать вторую часть «Черного города для Рэйвен»? — уточнила я. Курагин кивнул:
— Да, только что должно быть в книге, никто не знает, ни главный редактор, ни я. Но раз первый роман имел бурный успех, значит, требуется откуда-то взять продолжение истории. Над этим я и работаю все последнее время, только пока безрезультатно. Выше головы уже не прыгнешь — повторяю, все, что я хотел сказать, я написал в романе. И в конце поставил жирную точку, а не многоточие.
Владислав осекся, а потом поинтересовался:
— Кстати, вы говорили, что хотите сообщить мне нечто важное? На ваши вопросы я ответил, теперь скажите, ради чего вы их задавали.
— Ну… как бы так потактичнее выразиться, — я как-то не подумала, что писатель вспомнит, с чего начинался наш разговор. Надеялась, что, как и в прошлый раз, он увлечется своими философскими размышлениями о литературе и искусстве в целом и забудет, что я ему пообещала рассказать что-то полезное для него. Пришлось импровизировать на ходу.
— Я нахожусь под большим впечатлением от вашего произведения, — призналась я. — Но хочу вам посоветовать: не пишите больше ничего подобного. Я не знаю, как может отразиться прочтение такого романа на психике читателей, но я бы не давала книгу детям и подросткам. От нее остается очень гнетущее, тягостное впечатление, ведь это даже не ужастик вроде «Оно» или чего-то подобного. Скажите, вы до начала писательской карьеры чем занимались?
— Много чем, — уклончиво ответил Курагин. — Но это к делу не относится. Хорошо, я понял ваше пожелание, только не вижу в нем такой срочности, как вы утверждали вначале. Вы могли бы мне и по телефону сообщить вашу просьбу, зачем было настаивать на личной встрече? Я же говорил, у меня много работы.
— Это вам кажется, что разговор не такой важный, — настаивала я на своем. — А я как журналист могу вам сказать, что общалась со многими людьми и знаю, к какой реакции, скажем, у подростков, могут привести подобные романы, как ваш! Вплоть до суицидальных попыток! Это ведь не шутки, понимаете?