Людвиг Витгенштейн. Долг гения - читать онлайн книгу. Автор: Рэй Монк cтр.№ 57

Страница

Империя, за которую боролся Витгенштейн, защищая то, что было его родиной, теперь распалась на отдельные государства. Лемберг и Краков вошли в состав Польши, горную территорию области Трентино получила Италия, а Ольмюц, последний форпост австро-венгерской культуры, теперь принадлежал Чехословакии, гибридному творению «самоопределения», невольным гражданином которого стал Пауль Энгельман. (Из-за проблем с получением чехословацкого паспорта Энгельман несколько месяцев не мог приехать к Витгенштейну в Вену.) Для многих австрийцев сам raison d’être ^[443] их разделенной самобытности был разрушен, и в 1919 году большинство проголосовало за аншлюс с Германией. Если им не суждено быть чем-то большим, чем просто страной немцев, им явно лучше быть частью отечества. Эта возможность была поставлена под запрет коалицией союзников, которые также, благодаря репарациям по Версальскому и Сен-Жерменскому договорам, добились того, что немцы обоих германских государств останутся нищими, обиженными и озлобленными в период между войнами.

Витгенштейн пошел на войну в надежде, что она его изменит; так и произошло. Он отслужил четыре года и год провел в плену; он смотрел в лицо смерти, испытал религиозное пробуждение, брал ответственность за жизни других и долгие месяцы проводил в ограниченном пространстве в компании людей, с какими прежде не поехал бы даже в одном вагоне. Все это сделало его другим человеком — дало ему новую личность. В этом смысле в 1919 году он не вернулся: все изменилось, и к той жизни, которую он оставил в 1914 году, он так же не мог вернуться, как не мог снова стать тем «маленьким Витгенштейном», которого Жоли знали в Берлине. Ему надлежало создать себя заново — или найти новую роль для личности, выкованной опытом последних пяти лет.

Семью тревожили изменения, которые в нем произошли. Они не могли понять, почему он хочет стать учителем начальной школы. Разве сам Бертран Рассел не признал его философский гений и не объявил, что следующий шаг в философии сделает именно он? Почему он хочет потратить этот дар на необразованных бедняков? Сестра Гермина возмутилась, что с тем же успехом можно высокоточным инструментом вскрывать ящики. На это Витгенштейн ответил:

Конечно, можно подумать, что самым естественный шагом для человека из аналогии Витгенштейна было бы спрятаться от бури в доме. Но этого он сделать не мог. Витгенштейн не искал убежища после невзгод, пережитых во время войны, — именно они наполняли его жизнь смыслом. Укрываться от бури в комфорте и безопасности семейного богатства и собственного образования означало принести в жертву все, чего он добился, борясь с ненастьем. Все равно что отказаться покорять вершины, чтобы жить на равнине.

Витгенштейн не просто не желал пользоваться привилегиями унаследованного состояния, но даже не желал их иметь. Вернувшись с войны, он оказался одним из богатейших людей в Европе благодаря финансовой проницательности отца: перед войной тот перевел все семейное состояние в американские ценные бумаги. Однако в течение месяца после возвращения он избавился от всего своего состояния. К ужасу семьи и к вящему удивлению семейного бухгалтера, он настоял, чтобы все его состояние было разделено между сестрами, Хеленой и Герминой, и братом Паулем (решили, что Гретль уже слишком богата, чтобы войти в список). Другие родственники, в том числе дядя Пауль Витгенштейн, не понимали, как те осмеливаются принять деньги. Не могут ли они, по крайней мере тайно, отложить их на тот случай, если он позже пожалеет о своем решении? Эти люди, пишет Гермина, не могли знать, что как раз такой ход событий больше всего его тревожил:

В конце концов, нотариусу пришлось в точности исполнить желания Витгенштейна. «Итак, — вздохнул он, — вы решили совершить финансовое самоубийство!» ^[446]

В сентябре 1919 года, избавившись от богатства и записавшись в педагогическое училище на Кундманнгассе, Витгенштейн сделал еще один шаг к независимости от привилегированного происхождения: он покинул родной дом на Нойвальдэггергассе и снял жилье на Унтен-Виадукгассе, улице в 3-м районе Вены, откуда до училища было рукой подать ^[447].

Тогда он ужасно страдал и не единожды собирался покончить с собой. Он был опустошен и растерян. «Я еще не совсем в норме» ^[448], — писал он Расселу вскоре после возвращения; и Энгельману: «Мне не очень хорошо (т. е. насколько это касается состояния моего рассудка)» ^[449]. Он просил Рассела и Энгельмана навестить его как можно скорее, но ни тот ни другой не могли отправиться в путь. У Энгельмана были проблемы с получением чехословацкого паспорта, а Рассел читал курс лекций в Лондонской школе экономики (материалы которых стали основой для «Анализа разума») и не мог уехать из Англии до Рождества. Кроме того, существовала реальная опасность, что Расселу не разрешат выезд из страны: «Сам знаешь за что, — писал он Витгенштейну, — я впал в немилость у правительства» ^[450]. Тем не менее, он предложил встретиться в Гааге на Рождество: «Я мог бы поехать на неделю, если правительство разрешит».

Горечь от невозможности встречи с Энгельманом или Расселом, без сомнений, усилила нервное напряжение, от которого страдал Витгенштейн. Он чувствовал, что потерял всех старых друзей и не мог завести новых. Надежда на встречу, которой он больше всего ждал последние пять лет, оборвалась из-за смерти «дорогого Дэвида» (как он писал миссис Пинсент), а другие долгожданные встречи расстроили его или обернулись горьким разочарованием. Он разыскал Адольфа Лооса, но, как он написал Энгельману, «ужаснулся и почувствовал отвращение»:

Лоос заразился самым ядовитым поддельным интеллектуализмом. Он дал мне брошюру о проекте «министерства изящных искусств», в которой говорит о грехе против Духа Святого. Это переходит все границы! Я пришел к нему не в настроении, но это была последняя капля! ^[451]

Страница