Когда тетушка, протирая глаза, явилась на кухню за первой чашечкой кофе, ее ждал полный ассортимент магазина: птифуры, эклеры, миньоны и профитроли с кракелюрами.
— Ой, Женя! Какая прелесть! — тетя всплеснула руками. Она ужасная сладкоежка, только стесняется это признать. И нет лучшего способа проложить путь к ее сердцу, чем коробочка пирожных.
— Это я подлизываюсь, — честно сказал я. — Прости, вчера я вела себя по-свински.
— Ты же знаешь, я на тебя не сержусь, — отмахнулась Мила, но я видела, что мои извинения ей приятны.
Мирно попивая кофе, мы беседовали о всякой чепухе. И только когда я сполоснула чашки и поставила их в сушилку, Мила тихо произнесла:
— Я все понимаю, Женечка. Я знаю, ты любила этого человека. А он повел себя непорядочно…
— Непорядочно? Какая ты старомодная, тетя! — усмехнулась я совсем невесело.
— Да, это слово слышу очень редко. Но посмотри сама — как он поступил со всеми своими женами? И эта глупенькая девочка, его третья и последняя жена?
— А ты откуда ее знаешь? — подозрительно спросила я. Вот уж не думала, что Мила в курсе личной жизни Ганецкого!
— Валентина Фердинандовна делает брови у нее в салоне, — призналась тетушка.
— Где?!
Мила укоризненно покачала головой:
— Женя, ты же все-таки не солдат, а красивая молодая женщина! Сейчас есть специальные салоны, там делают брови. В нашем возрасте это большая проблема.
Я искренне расхохоталась.
— Вот доживешь до моих лет… — слегка обиделась Мила.
— Обязательно доживу! — пообещала я. — Всем врагам назло.
Вообще-то у меня есть косметолог, и бровями своими я тоже занимаюсь — но так, от случая к случаю. Представив себе Валентину Фердинандовну, в прошлом партийного работника, гордо восседающую в кресле салона, я развеселилась окончательно.
— Ладно, Мила, сейчас мне нужно немного поработать.
Тетя поспешно поднялась:
— Ухожу, ухожу! Не буду тебе мешать!
— Ты мне вовсе не мешаешь. Наоборот — не могла бы ты мне помочь?
Мила всплеснула руками:
— Конечно! Буду рада! А что нужно делать?
Я окинула взглядом голубые кудряшки и ясные глаза тетушки и призналась:
— Я хочу написать несколько анонимных писем.
— Извини? — Мила склонила голову набок. Иногда у нее проблемы со слухом.
— Это не настоящие анонимные письма, — поспешно сообщила я. — Это мистификация. Шутка, понимаешь?
Тетя внимательно вгляделась в меня. Я сделала непроницаемое лицо.
— Хорошо, — вздохнула тетушка. — Чем я могу помочь?
— Принеси мне, пожалуйста, резиновые перчатки, ножницы, клей и пару экземпляров той рекламной газеты, которую ты непонятно зачем забираешь из ящика.
— Мне жалко деревья, которые пошли на ее изготовление, — созналась Мила.
Следующие полчаса прошли крайне познавательно. Никогда в жизни я не занималась таким глупым делом. Взяв три одинаковых листа бумаги, я принялась вырезать из газеты буквы и приклеивать их вкривь и вкось. Я чувствовала себя первоклашкой на уроке труда, пыхтела, злилась, высовывала язык, перемазалась клеем. Но результат получился превосходным.
С видом Леонардо, только что закончившего «Джоконду», я оглядела свое творение. Текст был примерно одинаковым, с небольшими вариациями: «Смерть идет за тобой. Тебе не спастись. Ты заплатишь за все. Мне все про тебя известно. Ты жди, скоро приду за тобой, расплата близко».
— Женя, ты уверена, что тебе ничего не будет за такое? — обеспокоенно разглядывая результат моего труда, спросила тетушка.
— Мила, не смеши. В нашей стране можно украсть миллиарды, быть заказчиком нескольких убийств, развалить отрасль экономики, развязать братоубийственную войну — и тебе за это ничего не будет, — огрызнулась я. — А тут какие-то бумажки. К тому же они не имеют никакой юридической силы. Их даже нельзя представить как доказательства чего-либо. Ты же юрист, ты должна понимать!
— О чем ты? — нахмурилась тетя.
— Это анонимные письма с угрозами, — терпеливо объяснила я. — Если бы я всерьез собиралась привести угрозы в исполнение, то письма могли бы служить обличающим меня материалом для следствия. А поскольку я не собираюсь выполнять угроз, это просто резаная бумага. Главное здесь — намерение, понимаешь?
— Вероятно, ты хочешь этими письмами кого-то напугать, — догадалась тетушка.
— Ты проницательна, как всегда! — Я чмокнула Милу в щеку, сложила послания в конверты, написала адреса (обратного, разумеется, не указала) и сказала: — Вернусь к обеду. Не скучай.
Сбежала по лестнице, прыгнула в «Фольксваген» и вырулила со двора. Письма я собиралась бросить в ящик подальше от дома — нечего светиться, кто знает, как повернется дело. Конечно, можно было бы опустить послания прямо в почтовые ящики моих «жертв», но мне не хотелось мелькать поблизости. Мой выход на сцену еще впереди.
Письма предназначались бывшим женам, а ныне вдовам Кирилла Ганецкого. Таковых у него имелось целых три. Я была знакома со второй — с Никой, а об остальных только слышала.
Мои письма должны были напугать женщин и заставить их предпринять определенные шаги. А именно — обратиться за помощью и защитой к Евгении Охотниковой.
Мне нужен доступ в дом Ганецкого, и я его получу. Пусть даже таким оригинальным способом, как охрана трех его вдов. У меня не было ни малейших сомнений, что они обратятся именно ко мне. Во-первых, в нашем городе больше нет женщин-телохранителей. Во-вторых, мы же вроде не чужие… И в-третьих, Ника сделает мне необходимую рекламу. Вдова номер два — очень активная женщина.
А пока я опустила три письма в ящик на главпочтамте, отъехала подальше, сняла перчатки и выбросила в ближайшую урну. Все, теперь остается только ждать.
Зато у меня будет время собрать информацию.
Принимая решение взяться за расследование — выполнить последнюю просьбу Кирилла, — я прекрасно понимала: со всем списком мне не справиться. Если я буду проверять каждого фигуранта, следствие будет идти до конца моих дней, даже если я помру в глубокой старости.
Требовалось отсортировать подозреваемых.
В списке имелись три жены покойного, двое школьных приятелей, с которыми Ганецкий поддерживал отношения, пятеро довольно солидных людей, с которыми Кирилл контактировал по работе, а также с десяток совершенно неизвестных мне личностей.
Не стоит забывать, что Ганецкий был в нашем городе фигурой заметной. Расследование его убийства уже ведется и будет проведено качественно. Путаться под ногами у полиции мне бы не хотелось — и без того слишком часто я вторгалась на их территорию. До сего дня мне это сходило с рук, но кто знает, как все повернется…