На бетоне - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Московцева, Федор Московцев cтр.№ 103

Вызов в палату — 32-летняя девчуля, даже не слишком страшная, убедительно изображает клиническую смерть. Всё же, при появлении доктора она находит в себе силы, чтобы сообщить о беспокоящем её нереальном головокружении и тошноте — такой, что она не может встать. Рвоты не было — нечем рвать, ибо как в таком состоянии вообще можно есть. Требует оказать неотложную помощь, сделать "какой-нибудь укол", в противном случае её смерть будет на совести дежурного врача.

Осмотрев пациентку, врач говорит, что немедленно отправляется в реанимацию, чтобы попросить там очень сильнодействующий препарат. Далее, возвращается в ординаторскую, на ходу отдавая распоряжение медсестре сделать укол физраствора.

Через час, проходя по коридору, он видит нарезающую по отделению пациентку. Она останавливается, чтобы спросить, что это было за чудо-лекарство. Доктор говорит, что не уполномочен отвечать на такие вопросы, все вопросы к лечащему врачу, а все применяемые препараты будут указаны в выписке.

Через некоторое время она заглянула к нему в ординаторскую и снова попыталась выведать за препарат. Не получив ответа, она пространно поведала свою историю, и видя безразличное лицо врача, попробовала вывести его из равновесия:

— Наверное, у вас нет опыта ведения таких пациентов, как я.

На что получила ответ:

— Если считаешь меня некомпетентным, тогда какого…

…Но для полнолунной пятницы это был бы слишком простой исход такого сложного клинического случая…

Пациентка потребовала, чтобы врач разобрался с соседкой по палате, которая смотрит по ноутбуку кино и мешает спать.

— Она включила на полную громкость? — осведомился он.

Нет, оказалось, что она смотрит в наушниках.

— Тогда какого…

Тут пациентка извлекла недостающий фрагмент пазла, необходимый для постановки точного диагноза:

— Из ноутбука соседки исходит радиация, она специально меня облучает, чтобы убить. Переведите её в другую палату, в противном случае моя смерть будет на вашей совести.

— А мой ноутбук, от него воняет радиацией? — спросил доктор.

— Ваш — нет, он хороший. А её ноутбук заражённый.

…Полнолунная пятница была почти что в самом разгаре, и в этом месте беседы в ординаторскую заглянула медсестра, чтобы сообщить, что одна бабушка срочно требует клизму, другой трудно дышать, страдающему в течении 30 лет простатитом дедушке срочно нужна урологическая операция… и далее по списку.

…И всем им был назначен физраствор. А облучаемая была отправлена обратно в палату.

PS. Кому как, а мне последнее время неохота даже разбираться, насколько пациент болеет, а насколько аггравирует. Какого х**, всё равно никто не оценит. Я назначаю физраствор уже на автомате, если, конечно, пациент ещё сам держит давление и дышит, и только если он по прошествии часа-двух снова предъявляет жалобы, назначаю лошадиную дозу галоперидола начинаю вдумчиво разбираться

С избранными заметками из блогов — всё, далее — статьи других авторов, уместные в контексте данной книги.

Меня пригласили на конференцию на экономическом факультете МГУ, в рамках ломоносовских торжеств. Разговор пойдёт об интеллекте — интеллектуальной экономике, интеллекте как факторе развития, экономике знаний и т. п. Эта тема мне очень близка. Вот о чём я скажу на этом чрезвычайно интеллектуальном собрании.

НЕВЕЖЕСТВО И МРАКОБЕСИЕ — МОТОР СОВРЕМЕННОГО РАЗВИТИЯ

Профессор Катасонов рассказал в ЛГ. Он любит задавать студентам такой вопрос: «Что является главным ресурсом современной экономики?» Ответы разные: нефть, деньги, знания. И всё мимо. «Главный ресурс современной экономики, — торжественно возглашает профессор, — это дурак. Ему можно впарить всё». Смех в зале.

Забавно, правда? А на самом деле это не шутка, а, как говаривал Остап Бендер, «медицинский факт». Мотором современного развития являются невежество и мракобесие.

«ОСТАНОВИМ ЕЁ И РАССПРОСИМ: «КАК ДОШЛА ТЫ ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ?»

Человечество достигло максимума своей научно-технической мощи в 60-е годы XX века. После этого ничего радикального в науке и технике не произошло. Движущей силой этого развития была ракетно-ядерная гонка. Символом и апофеозом научно-технической мощи был выход человека в Космос.

В это время научная профессия была самой модной и престижной, бородатые физики были героями книг и фильмов, их любили девушки, им подражали «юноши, обдумывающие житьё». Я помню, насколько был моден Космос в моё детство — в 60-е годы. Мы знали на память всех космонавтов, я, помнится, выпускала стенгазету с заголовком, которым очень гордилась: «Новая веха космической эры — радиограмма с далёкой Венеры».

Был огромный спрос на инженеров-физиков, математиков. Именно физик был в те времена современной версией «добро молодца». Каждая эпоха порождает свою версию героя нашего времени — так вот тогда это был учёный — физик. Лучшие, умнейшие поступали матшколы, а потом в какой-нибудь МИФИ или МФТИ. Очевидно: чтобы один стал мировым чемпионом, тысячи должны начать играть в футбол в дворовой команде. Точно так и чтобы один совершил мировое открытие, мириады должны выйти на старт: прилично учить физику-математику, морщить лоб над задачкой из журнала «Квант», стремиться к победе в районной олимпиаде. И все эти занятия должны быть модными, уважаемыми, престижными. Так тогда и было. Быть умным считалось модно. В моё детство был альманах «Хочу всё знать!» — там писали по большей части о науке и технике. И дети в самом деле хотели это знать.

Уже в 70-е годы словно закончилось горючее в ракете и она вышла на баллистическую орбиту. Всё шло вроде по-прежнему, но шло по инерции, душа мира ушла из этой сферы жизни. Напряжение ракетно-ядерной гонки начало сходить на нет. Постепенно ядерные сверхдержавы перестали взаправду бояться друг друга и ожидать друг от друга ядерного удара. Страх стал скорее ритуальным: советской угрозой пугали избирателей и конгрессменов в Америке, а «происками империализма» — в СССР. То есть гонка вооружений продолжалась: большое дело вообще обладает колоссальной инерцией, просто так его не остановишь: вон у нас советская жизнь до сих пор не до конца развалилась. (Я имею в виду и техническую инфраструктуру, и броделевские «структуры повседневности»).

Гонка вооружений продолжалась, но такого, чтоб министр обороны США выбросился из окна с криком: «Русские идут!» — такого уже быть не могло. Гонка вооружений со временем утратила свою пассионарность, стала делом не боевым, а всё больше бюрократическим.

Научно-технические требования правительств к своим научным сообществам понижались. Политическое руководство уже не говорило учёным, как тов. Берия тов. Королёву, сидя в укрытии на атомном полигоне: «Если эта штука не взорвётся, я тебе голову оторву!».

Соответственно и научная профессия, оставаясь по-прежнему престижной, всё более и более становилась просто одной из профессий, не более того.