Утоли моя печали - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Вознесенская cтр.№ 29

А знаете, кто меня встретил, когда я вернулась в свою палату? Отец Николай! Я ему очень обрадовалась, но и удивилась: он обычно звонит перед тем, как приехать, чтобы я могла подготовиться. А он говорит мне: «Я вспомнил, что обещал вам привезти книгу святого Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе». Места себе что-то не находил, все о вас думал: сегодня суббота врачи отдыхают, времени у вас много будет свободного, а вдруг вам читать нечего? Ну, вот и привез…» Я батюшке сразу рассказала все как есть. Он принял у меня исповедь и отпустил мне этот грех. А завтра он приедет и причастит меня в храме у святого Пантелеймона.

Так, значит, Алька читала вовсе не «Мою жизнь в искусстве» Константина Станиславского, а «Мою жизнь во Христе» святого Иоанна Кронштадтского! Почему-то эта похожесть и противоположность двух книг еще долго не выходила у меня из головы. Я про себя думала: а я-то где живу, во Христе или в искусстве?

Подготовилась она основательно, выбрала способ, время и загодя привела в порядок все дела: сделала генеральную уборку в квартире, проверила, не остается ли позабытых долгов, сходила к нотариусу и составила по всей форме завещание — оставила петербургскую квартиру, деньги на банковском счету и дачу в Мельничном Ручье старшей сестре, жившей с мужем и детьми в Саратове, причем жившей очень скромно. Конверт с копией завещания, на котором был написан адрес и телефон сестры, она оставила на столе. Если машина не загорится, то в ее сумочке найдут паспорт, ну а загорится — тоже не беда: рано или поздно личность все равно установят, квартиру вскроют и завещание найдут. Так что ее смерть сестру, конечно, огорчит, но потом, когда та прочтет завещание, — будет ей и утешение. А уж Константина ее смерть вряд ли глубоко опечалит…

Она часто проезжала мимо строящейся развязки КАД, кольцевой автодороги, неподалеку от Гражданки, и ее поражали циклопические колонны, поддерживающие полот но эстакады, их высота, делавшая эстакаду похожей на некий космический трамплин для межзвездной ракеты. Хотя она, конечно знала, что ракеты взлетают вертикально из шахт, устроенных в земле, но впечатление было именно такое. Однако решение использовать это место для самоубийства пришло к ней во время телепередачи новостей. Снимавший строительство развязки оператор, похоже, имел сходное с нею «космическое видение» и явно мечтал о «большом кино»: он снял недостроенную эстакаду из кабины автомобиля: камера несется по взлетающему в небо дорожному полотну и останавливается у самой черты обрыва. Лихой оператор, что и говорить. И вот тут-то к ней неожиданно и пришло решение: «А я разгонюсь и не остановлюсь, взлечу в небо — и конец!» Конец она представляла себе таким образом: она в своем автомобиле взлетает в небо, изо всех сил сжимая руками руль, машина набирает по инерции высоту — какую, интересно. Но уж какую-то набирает, — а затем ухает вниз, на бетон уже проложенного внизу отрезка развязки и превращается либо в бензиновый факел, либо в кучу железа, пластмассы и разорванной на части человеческой плоти. У нее даже мелькнула мысль купить кинокамеру, установить ее где-то сбоку от эстакады, чтобы зафиксировать этот момент, — а перед тем заодно бы и номер машины можно снять, чтобы потом легче было установить личность. Но ей показалось, что в этом есть некая театральность, да и возиться не хотелось. Поэтому она ограничилась тем, что за неделю до намеченного воскресенья съездила к развязке, оставила неподалеку машину и все тщательно проверила. Да, на строительство проехать было совсем не сложно: тут не было ни забора, ни сторожей, а к эстакаде вел съезд с еще закрытой для проезда автострады, по которому можно было взять хороший разгон. К этому-то съезду и вела временная грунтовая дорога, по ней к стройке подъезжали строительные машины и подвозились стройматериалы и механизмы, по которой и она приехала на разведку. Дорога На выходные перекрывалась простым шлагбаумом с дощечкой «Проезда нет», даже замка на нем не было. Она поднялась пешком по эстакаде до самого обрыва и поглядела вниз.

Впереди внизу, на расстоянии метров пятидесяти, лежало широкое пустое полотно будущей КАД. Бетон. Высота. Автомобиль с разгона должен благополучно пролететь эти пятьдесят метров. Приземление всмятку с пожаром или без, было обеспечено. Она вздохнула с облегчением: решение было принято и даже привычная терзающая боль, кажется, отступила.

В оставшуюся до смерти неделю она старалась вообще не думать и не вспоминать о Константине. К чему, если решение найдено? У нее даже не было искушения позвонить ему, послать SMS-ку или письмо. Она просто методично и старательно приводила в порядок все, что оставит после себя. Во-первых, взяла на работе отпуск на две недели за свой счет, убрала квартиру, съездила на дачу и там тоже навела порядок, закрыла дом, сарай и садовый домик и отнесла ключи к соседке, предупредив ее, что уезжает надолго, а без нее может приехать сестра и ей надо будет отдать ключи. Соседка сестру знала, так что тут она тоже никому не оставляет проблем.

В субботу она занималась сжиганием бумаг в печке, превращенной в камин: дом был старый и в квартире сохранилась прекрасная кафельная печь, выручавшая ее деда и бабушку в блокаду. Она не только сожгла письма и кой-какие фотографии, которые не хотела оставлять сестре, но и просмотрела все книги, — у нее была привычка закладывать книгу первой попавшейся под руку бумажкой. И действительно, несколько старых личных писем она в книгах нашла, и это были как раз такие письма, которые она ни за что не стала бы показывать старшей сестре. Она и их сожгла, похвалив себя за предусмотрительность и педантичность.

В воскресенье утром она зачем-то сходила в парикмахерскую и сделала прическу, а потом долго гуляла по набережной Невы, прощаясь с городом. Почти с удовольствием пообедала в плавучем ресторане, сидя у окна, выходившего на Стрелку Васильевского острова. К счастью, она нигде не встретила никого из знакомых, и день прошел спокойно. А потом, ближе к вечеру, она поехала к развязке. Подъехала уже в сумерках. По дороге решила, что тянуть она не станет, а, въехав на строительную площадку, сразу заедет на съезд и оттуда рванет на эстакаду. Все обошлось благополучно, на стройке никого не было, она вышла из машины, отвела загородку шлагбаума, въехала на территорию, снова вышла из машины и аккуратно поставила шлагбаум на место. Все. Можно было садиться за руль и начинать последнюю в жизни по ездку. Но почему-то ей захотелось подняться по эстакаде пешком и еще раз взглянуть сверху на то место, где она должна будет приземлиться. Почему бы и нет? И она пошла вверх по эстакаде, идя по самой ее середине.

Пока она поднималась, она слышала шум машин откуда-то неподалеку, видимо, со стороны старой дороги, по которой и она приехала, но, поднявшись на самый верх и глянув вниз, она похолодела и опустилась на колени: внизу, по полотну новой автодороги сплошным потоком шли машины. Люди возвращались с дач и с пикников. Ехали машины с лодками на прицепах и машины-фургоны, шли машины с детьми на задних сиденьях…

Она развернулась и побежала вниз, к своей машине. Она не помнила, как выехала со стройплощадки, не помнила, закрыла ли за собой шлагбаум или забыла. Вообще ничего не помнила, даже того, куда теперь ехала. Просто мчалась по шоссе, сжимая руль и твердя: «Господи!.. Господи!.. Господи!..» Несколько раз она останавливалась, потому что к горлу вдруг подкатывала тошнота, и приходилось выходить из машины и бежать в кусты, где ее рвало самым беспощадным образом. Ей было плохо, не хватало воздуха.