В моей голове сейчас тасовалась огромная карточная колода, только вместо мечей и кубков там были обрывки сплетен и слухов. Я несколько дней провела в королевских покоях, в компании слуг и фрейлин, которые сплетнями и слухами жили.
– Тайная организация плюс покушения обычно равняется заговору?
– Браво. Еще?
Я задумчиво потерла переносицу:
– Фею мог убить только представитель золотой кости, – это я помнила, это мне сам Мармадюк говорил, – и, обнаружив труп де Краона, вы решили, что он мог бы быть тем самым?
– Аврора вызвала его отца в столицу, тот должен будет опознать тело или не опознать, и тогда…
– Покушения на миньонов как раз хорошо ложатся в этот пасьянс, – перебила я собеседника. – Некие члены тайной организации сеют панику при дворе, убивая фей и миньонов. У вас есть подозреваемый?
– Твой большой друг Гвидо, ныне, к сожалению, тоже покойный, который предпочел плену самоубийство. Именно в его паху мы обнаружили красную метку Ригеля.
Гвидо? Ну надо же! Будь я благородной леди, от упоминания паха полагалось бы покраснеть, но я, заерзав, возбужденно придвинулась к собеседнику.
– А насколько тщательно был проведен осмотр де Краона? Лорд Виклунд осматривал лишь рану на шее, приведшую к смерти, она, к слову, чем-то его не устроила, но кто освидетельствовал труп целиком?
Мармадюк смотрел на меня почти зло:
– Сообразительная девчонка! Я об этом не подумал, его обмывали братья-медикусы, может, даже сам Гвидо. Тут я сглупил!
– У вас есть время исправить ошибку. Тело ведь ждет опознания отцом, даже если Гвидо успел уничтожить улику, ее следы мы все равно сможем обнаружить, но…
– Что но?
– Покойники молчат, нам нужен живой меченый заговорщик.
– На его поиски мы с тобой и направляемся.
– Не могли бы вы развить мысль?
– Мы не вправе снимать штаны с дворян, но есть разные заведения, где дворяне делают это самостоятельно и непринужденно – это купальни и веселые дома. Для начала мы посетим с тобой чудесное заведение «Три веселые сестрички», где ты заново познакомишься с прелестницей Моник.
– Я так понимаю, дворцовых банщиков вы уже опросили?
Мармадюк кивнул.
Что ж, его планы мне были понятны. Уверена, что многие столичные девицы кроме веселой работы еще и поставляют информацию заинтересованным лицам. Помнится, мне кто-то говорил, что шпионской сети лорда-шута может позавидовать любой царедворец.
– Только опасаюсь, – Мармадюк покачал головой, – что время упущено, нужно было действовать сразу же после убийства Богдены, но я убедил Аврору подождать следующего хода противника.
– Что стало его следующим ходом?
– Покушение на тебя, то самое, что закончилось для де Краона его смертью. Кстати, ты блистательно исполнила роль наживки, поздравляю.
Я удивленно приподняла брови, забыв, что под маской собеседник этого не заметит. Он и не заметил, продолжая монолог:
– Забавно, что оба покушения на тебя, Цветочек, заканчиваются смертью злоумышленника.
– Объяснитесь, милорд, – попросила я почти жалобно, – и про наживку, и про покушения.
– Твою девичью ипостась мог видеть только представитель золотой кости, поэтому нам с Авророй оставалось лишь ждать, пока он эту осведомленность выкажет.
– Тогда вам стоило бы назначить первым подозреваемым Гэбриела ван Харта после всех авансов, которые от него получил бедный граф Шерези.
– Он там был, в этом списке. Знаешь, когда я его вычеркнул? Когда в его руках не зажегся светом фамильный кристалл ван Хорнов.
Я вспомнила, как канцлер ван Хорн торжественно отрекался от непутевого сына, и кивнула.
То, что я послужила наживкой в планах королевы и шута, меня не смутило и не обидело. Может, настоящий ардерский дворянин и оскорбился бы, но я, шерезская девчонка Бастиана, была даже польщена.
А про кристалл все правильно, в руках ее величества камни всех ардерских дворянских домов зажигаются точно так же, как и в руках законных наследников этих фамилий, ну, может, чуть более лилово, но зажигаются все. Если бы Гэбриел был золотой костью, и черный кристалл ван Хорнов светился бы в его руках.
– А второе покушение? – напомнила я шуту заключительную часть своего вопроса.
Мармадюк хихикнул:
– Твой страстный поклонник, Мармадель, заметь, страстный поклонник в обеих твоих ипостасях, ван Харт говорил сегодня ее величеству, что ты ничего не поймешь, даже оказавшись в центре бури. Он был прав.
– Я не понимаю, как с покушениями связан этот «достойнейший молодой человек»? – конец фразы я произнесла с жеманными интонациями леди Соренты.
– Этот «достойнейший молодой человек», – лорд-шут тоже умел передразнивать главную фрейлину, даже, наверное, получше, чем я, – сначала лечил твое ухо после отравления, а затем прикрывал щитом в госпитальном дворе, когда в тебя стреляли из арбалета.
Перед моим мысленным взором появилась картина: Гэбриел стоит перед крыльцом, опираясь предплечьями на деревянный щит. На выщербленный деревянный щит с арбалетным болтом, вогнанным по самое оперение, теперь я это вспомнила. А еще я вспомнила, как Гвидо настойчиво пытался обработать мое проколотое ухо жидкостью из какой-то склянки, и получилось у него это не очень ладно, и не только потому, что я дернулась, ему мешали перчатки, защитные перчатки из толстой кожи, которые меня тогда нисколько не удивили. И Гэбриел тоже говорил о перчатках, когда вскрывал нарыв на моей мочке, он кричал Виклунду, чтоб ничего не трогал голыми руками. Какая же я дура! Конечно, такую дуру будут использовать все кому не лень!
– Так что вполне заслужил ночь с ее величеством, – закончил Мармадюк.
Хорошо, что мое лицо скрывала маска.
Мы прибыли на место. За последние полчаса я узнала больше, чем за все время пребывания при дворе, мне надо было как-то переварить эти новые знания, разложить их по полочкам, чтоб начать мыслить здраво.
– А не побеседовать ли нам, мой лорд, с господином Пучелло, уважаемым доманским купцом и хозяином этого заведения? – Я кивнула в направлении красного фонаря, ведь именно он навел меня на мысль. – Господин Пучелло интересуется живописью и, уверена, знает всех в столице, кто торгует мокрой киноварью.
– Мокрой?
– Сухую перетирают не тщательно, ее сложнее было бы впрыснуть под кожу, она несколько комковата.
В том, что за красный пигмент краски отвечает именно киноварь, дочь великой художницы Аданто была уверена.
– К тому же мокрая – очень дорога, думаю, торговцы знают покупателей ее наперечет.
Один из носильщиков уже колотил в дверь «Трех сестричек», и Мармадюк взял меня под руку, чтоб ввести в это гнездо порока и пещеру наслаждений.