В анклаве, или теперь уже княжестве, в эти дни началась посевная. А тут мужиков пришлось оторвать от этого крайне важного дела – почти две сотни ушли в поход в Хамлидж, и две сотни сейчас готовились к битве у речки Молодки. Рабочих рук катастрофически не хватало. Выручили почти четыре сотни женщин, детей и стариков рода Гинтовта и родов, перешедших в подчинение князю. Аборигены сначала пугались техники, без которой уж точно не удалось бы справиться с посевной, но сначала дети, а потом и все остальные перебороли страх, и тут возникла вторая проблема. Язык! Но пользуясь русскими, старославянскими, литовскими словами, жестами и, главное, с помощью женщин, вышедших замуж за пришельцев, смогли организовать работу. Чтобы не тратить время, всех обеспечили трехразовым питанием прямо в полях и армейскими палатками для отдыха. Кроме этого, каждому выделили одежду и обувь. Слава советским запасам мобрезерва! Галифе, гимнастерки, форменные юбки, рубашки, нательное белье, ватники, шинели, кирзовые сапоги и портянки с удовольствием принимались в качестве оплаты труда. А в швейной мастерской все подгонялось по размерам. Работали от зари до зари – это была первая посевная в княжестве, и от ее результатов зависела их жизнь зимой.
Фомичев внешне был спокоен, хотя внутри у него продолжалась борьба с сомнениями – все ли он предусмотрел и сделал?
А сделано было немало! Под поле боя была выбрана просека на левом берегу канала Улица-Молодка. Расширили ее метров до ста пятидесяти и таким образом получили потенциальную площадку для битвы размером в три километра на сто пятьдесят метров, ограниченную справа каналом, а слева лесной чащей. Длины было многовато, поэтому ее уполовинили, поставив примерно в полутора километрах от берега Молодки укрепленный лагерь. Место будущей битвы тщательно подготовили, убрав пни и даже выровняв местность с помощью бульдозеров. Чтобы у противника не возникло желания пройти мимо, чуть выше по течению, прямо у канала, бросили поперек Молодки несколько еловых хлыстов.
Как только разведчики Гинтовта доложили о появлении врага – тут же охотники всех четырех родов выдвинулись в засады восточнее будущего поля боя. Нельзя было допустить, чтобы разведка объединенного войска могла сообщить вождю и его сподвижникам о расположении и численности княжеских войск раньше времени.
А дружина и свободные от засад воины четырех родов продолжали отрабатывать элементы боя в строю. Пока все шло по плану.
Два дня разведчики племени пытались проникнуть за завесу секретов к лагерю княжеского войска. Потеряв в стычках пятерых охотников, вожди приняли решение выдвигаться вперед, разумно предположив, что враг находится как раз там, куда не получается пробраться лазутчикам. А может, и не предполагали, а точно знали местоположение княжеского лагеря. Род Бобра в этих схватках потерял троих.
Кто знает, возможно, кто-то и смог пробраться мимо засад. Только тайн было немного. К тому же не все из них могли быть понятны аборигенам, даже если они что-то и увидели. По крайней мере, Гинтовту пришлось все объяснять и растолковывать. В итоге он остался в глубокой задумчивости. По его мнению, все должно было быть гораздо проще – встретились в поле два войска, и кто-то один из них, на чьей стороне боги, должен был победить, проявив при этом больше умения, храбрости. А оказывается, вокруг этого несложного дела можно столько всякого накрутить, что просто разумению не поддается.
Так или иначе, ранним утром войско племени погрузилось в десятки лодей и двинулось вверх по Молодке. В княжеском лагере была объявлена готовность, и весь личный состав неторопливо занял места согласно плану.
За пятнадцать минут до ориентировочного появления первых лодей противника у канала Фомичев, Чтибор, Федор и Гинтовт двинулись на свои места перед строем сотни латников, развернутых в одну линию. Шлем князь, как и его спутники, еще не надел, подставляя лицо под свежий ветерок и наслаждаясь свежей зеленью весны. Поймал себя на мысли: «Как будто этого не видел, например, вчера!» И тут же сам себе ответил: «А и не видел! Не до того было! А вот сейчас… Блин, как будто жизнь заканчивается». Все вроде предусмотрел. Даже более того! А мандраж бьет! И страх не за себя. За людей, которые ему доверились и которых он сейчас выставил под мечи и топоры врагов. Ох, как он сейчас понимает командиров перед боем! Даже жизнь последнего раздолбая во взводе или роте кажется бесценной. «Ведь это мой солдат!» Вот чего он боится! Хотя и все понимает – от судьбы не уйти!
Все пошло по сценарию. Гинтовт сразу сказал, что войско племени высадится там, где увидит врага. И как будет дальше, рассказал. Все уже определено обычаем. Так оно и случилось.
Войско высадилось и неторопливо сблизилось с княжеским, остановившись метрах в двухстах. Из толпы доносились крики и смех. Кричали на литовском и, видимо, что-то обидное, потому что Гинтовт, стоявший справа от князя, побледнел и сжал зубы. Фомичев и Федор, не зная оборотов речи, используемых крикунами, вели себя индифферентно. А Чтибору вообще все было по барабану.
Наконец, крики сошли на нет, и от войска противника отделилась фигура мощного, обнаженного до пояса и вооруженного двуручной секирой воина. Он перекидывал секиру в руках, меняя хваты, и что-то кричал в сторону безмолвных латников.
– Что он кричит? – для проформы уточнил у Гинтовта Фомичев.
– Вызывает на бой. Говорит, что готов проучить трусливых собак.
Князь повернул голову в сторону Чтибора и кивнул. Тут же из-за стены латников выскочили несколько воинов и стали быстро снимать с Чтибора латы. Через несколько минут, оставшись в берцах и спортивных штанах, которые он надевал под латы, Чтибор принял поданные ему саблю и сулицу. Сабля была той, с которой он пришел из Византии. Тоже обнаженный по пояс, сухой и поджарый, он терялся на фоне противника. Внешне тот был гораздо сильнее. Но князь знал, что эта видимость обманчива.
Узрев противника, здоровяк с секирой двинулся навстречу Чтибору. Примерно посредине – между замершими в ожидании зрелища противоборствующими сторонами они сошлись. Но зрелища не получилось. Почти сразу Чтибор, увернувшись от размашистого удара топором, нанес удар сулицей в бедро противника. Тот сразу потерял способность быстро двигаться. Но несмотря на рану и текущую кровь, продолжил бой. Хотя, может, иначе он и не мог. Фомичев не знал на этот счет местных правил. Ему было искренне жаль такого сильного телом и духом воина. А в следующие секунды сабля Чтибора отрубила левую руку секирщика. И когда тот опустил правую руку с зажатой в ней секирой, Чтибор одним ударом снес тому голову. Фомичев наглядно увидел разницу в подготовке профессионального воина и, пусть и здорового, рядового ополченца. Ведь по сути этот здоровяк был охотником, а скорей всего – кузнецом, и секиру взял в руки скорей по необходимости. В полной тишине голова, кувыркаясь, полетела в сторону племенного войска, а затем на землю рухнуло фонтанирующее кровью тело поединщика. Чтибор в этот момент уже шел обратно. Оцепенение длилось секунд десять. Потом прозвучала чья-то команда, и из строя племени выскочили четыре воина и, схватив тело своего родича, утащили с поля в тыл. Чтибор как раз дошел до строя и принялся надевать латы. В войске врагов царило какое-то замешательство. Потом послышались командные голоса, и спустя мгновения в сторону княжеского войска последовал залп лучников. Сколько их – Фомичеву было неизвестно, но потенциально лучниками были все воины племени голядь. Так что не ошибаясь можно было утверждать, что в небо поднялось несколько сотен стрел разом.