– А…
Мамаша захлопнула рот и заполошно огляделась по сторонам.
Я мрачно подумала, что таких убивать надо. Сношаются в грязи, плодят нищету, а что детей еще вырастить надо, воспитать… им это в голову не приходит. Зато сколько криков от таких слышно.
Я ж мать!
У меня ж дети!
Да какая ты, к Темному, мать? Ты утроба на ножках! А от человеческого у тебя и души-то нет, разума – так точно нету.
Господин Шерен грустно развел руками, глядя на Инека.
– Видели вас. И вас, и вашу компанию, и сам Истар вас описал, и имена назвал. Да, предупреждая ваши вопросы, он жив. Чудом остался в живых, а потому… положение у вас весьма тяжелое.
– Да вы что! – обомлела мать Инека. – Мой сын не мог! Он бы никого и пальцем не тронул! И ни за что…
– Мог. И молитесь за герцогиню Моринар, только ее усилиями ваш сын виновен просто в драке, не в убийстве.
Мысли в голове у госпожи Арнес оказались… достойными сыночка. Или это Инек достоин матери?
Она думала: хорошо, если бы Корс умер. Тогда ее сын оказался бы чистеньким.
Ах ты ж… стерва!
Убила бы. Но… для таких смерть – избавление.
Нет, смертью у меня местные обитатели не отделаются, это слишком легко и просто.
И я послушно записывала вопросы и ответы за господином Шереном, наслаждаясь работой мастера.
Я могу читать мысли. Он не может, а результат ничуть не хуже! Ведь и часа не прошло, а он семейку Арнесов буквально вытряхнул наизнанку.
И я собиралась сегодня же ночью закрепить воздействие.
Корс не умер, и это единственное, что их спасло. Если бы моему брату было сейчас плохо, я бы… Респены еще легко отделались. А этим я бы устроила что-то похлеще, к примеру, показательное самосожжение. Или самоповешение при полном осознании происходящего. Да мало ли можно придумать хороших вариантов?
Корс жив. Убивать никого не надо. А вот остальное…
Я улыбнулась.
За время допроса я вскрыла гнилые душонки и госпожи Арнес, и ее сына, и даже мужа, словно орехи. И собиралась безжалостно в них покопаться, дайте лишь срок.
* * *
Отойдя от лачуги Арнесов, расследователь протянул руку за листком бумаги. Проглядел, довольно улыбнулся.
– Что ж. Если ты справишься не хуже, когда мы будем допрашивать трех остальных сопляков, так и быть, я поговорю о тебе с начальством. Помощники нам и впрямь нужны.
– А не помешает, что я девушка? – решила я спросить сразу. Мало ли какие вопросы потом возникнут? Я-то знала о своих способностях, знала, что мне ничего не помешает, но Шерен об этом и не догадывался.
– Ты ж не морды бить будешь, а ходить и задавать вопросы.
– Что иногда еще опаснее.
– Я поговорю, а решать тебе, – просто ответил расследователь. – Согласна?
Еще бы я не была согласна. Если я буду работать на благо государства, я смогу подать прошение на гражданство. Только вот дом надо прикупить, но это дело будущего. Не сразу ж деньги показывать, да и домик я пока себе подходящий не нашла. Вот заодно и поглядывать буду.
Три года у меня есть, а там много воды утечет, еще и родители приедут… дом побольше понадобится. И каменный, и обязательно с видом на море.
Как же я люблю рассвет над морем…
– Как вы думаете, Арнесы не сбегут?
Расследователь покачал головой:
– Поверь моему опыту, такие не бегают. Никогда.
– Боятся?
– Нет. Ленятся. – Расследователя явно тянуло поговорить. – Вот ты смотри, живут почти в хлеву, хороший хозяин скотину в таком держать не станет, сами в грязи, дети в грязи… думаешь, они работают?
– Не-а, – покачала я головой.
В своем ответе я была уверена. Арнесы-старшие не работали. Мамаша иногда помогала по хозяйству соседкам, ну и мыла полы в трактире. Ее муж только пил и делал детей. Извлечь это из их памяти было несложно, у таких людей разум устроен примитивно, как у клопа или таракана. Не мозг – набор реакций на внешние раздражения.
Кстати, я заметила, что чем сложнее человек, тем труднее читать его мысли. А вот такие Арнесы… чего там читать-то? Не мысли, а одни инстинкты, и то, иные звери о своих детенышах лучше заботятся, уж гнезда точно получше делают, чем эта хибара.
– Во-от… и не работают, и не станут. Лень им на шею села и ножки свесила, а уж как это обозвать – дело десятое. Либо болезнь им не позволяет, либо праздники какие, либо сложные обстоятельства… ведь бабища эта, Арнес, так, попрыгает с часок поломойкой, чтобы с голоду ноги не протянуть, и всё. Либо спит, либо гуляет, сплетни собирает. Знаешь, я сколько таких видел? В дерьме жить будут, дерьмо жрать, но чтобы что-то изменить… да никогда! Они себе еще сорок оправданий придумают! И не любят их, и не понимают, и сглазили, и Темный в кашу наплевал, и Светлый отвернулся…
– Кругом враги, – ядовито фыркнула я.
– Сами себе такие люди худшие враги! Потому что не могут свои хотелки поставить под терпелки.
– Зато сколько от них шума, криков, пафоса… она мать! Она детей любит, она о них заботится, она за сына… в грудь себя кулаком бить будет и голосить на площади. Рядом с ишачьим загоном, ага.
– Ага, любить они могут, а грязь из углов вымести рука не поднимается. Тряпки свои постирать – тоже. Воды натаскать и отмыть все от и до – никак нельзя, святотатство! Нет уж! Для таких Арнесов самое лучшее средство – воспитательные оплеухи.
И почему-то я с ним была полностью согласна. Ладно, подождите только до вечера. Я вам и оплеухи обеспечу, и их производителя.
* * *
Три других дома лучшего впечатления не произвели. Разве что были чуть почище да получше. А люди, которые в них живут, – гадкие. Отвратительные, словно кротовые сверчки
[10]. Ни жук, ни крот, не пойми чего, но противное до сведенных челюстей.
Каков командир, таков и отряд. Инек Арнес был дрянью, и дружков он подбирал себе таких же. Пакостных, хотя и по разным причинам.
И в то же время…
Я хотела возненавидеть этих сопляков, хотела отомстить за Корса, но мне их было жалко. Я понимала, что они… они виноваты, но они и жертвы обстоятельств.
В одной семье умерла мать, и детей воспитывала мачеха. Как воспитывала, разве что из дома не гнала и кормила раз в день. Остальное ее не слишком волновало. Даже если ребенок свяжется с плохой компанией… да и пес с ним, одним ртом меньше будет, ее детям больше достанется.
В другой семье отец пил, а мать работала. И действительно работала, это было видно. Дом был более-менее благополучным, а вот детей она упустила. И было жалко женщину.