И тут пришел отец. И привез их на телеге.
Не зря, ох, не зря он оставил тела на ночь на той поляне. У нас не слишком мирные леса. Есть волки, лисы, есть даже медведи… последних трупы не дождались, а вот волки и лисы их изрядно порвали за ночь. Опознать еще можно было, но понять, кто и кого убил – уже нет.
Староста принялся расспрашивать отца, но что мог сказать лесник?
Решил пройтись вдоль речушки, там и нашел. Обоих.
Вроде как дрались. А может, и нет.
Трава была вытоптана, но поди разбери там сейчас… где нашел? Да, конечно, может показать. И проводить может, и проводит… бедные родители. Врагу такого не пожелаешь.
Сочувствие было не слишком искренним, но сошло и так.
Деревня бурлила и кипела.
Мы с Корсом собирались.
Мама сама контролировала и проверяла нас, не давая взять ничего лишнего. Недрогнувшей рукой вытряхнула из мешка Корса кучку всяких полезных вещей вроде палки с резьбой, занятного камушка, корня, изогнутого в виде медведя…
Собрала наши летние и зимние вещи, проверила все еще раз, тщательно уложила обувь…
Загнала меня в мыльню, и мы обе тщательно выкрасили волосы в черный цвет. Получился, скорее, темно-каштановый, но и так было неплохо, всё неприметная рыжина.
– Ты у меня и так слишком красивая, – вздохнула мама. – Веснушек бы тебе, да не получится…
Темный цвет мне не слишком шел. Кожа бледная, вот и выглядит не очень. Но у мамы и на это была настойка зеленых плодов ореха-головняка
[3]. Так что стали мы смуглыми. И пузырек отправился мне в сумку. Теперь надо раз в несколько дней выбирать время и протирать лицо, руки, шею… хорошая штука. И водой не смоется слишком легко.
Я видела, как маме плохо от осознания разлуки. Но она уверенно работала, не поддаваясь унынию, которое окрашивало ее в болотные тона.
Надо.
И этим все сказано.
* * *
На рассвете следующего дня мы вышли из дома.
Отец и мать отдельно – мы с Корсом отдельно. Все еще семья, но уже не вместе, уже порознь…
Отец навьючил мешки на двух осликов, которые смирно стояли в конюшне и жевали овес. Осликам тоже придется расстаться – чуть позднее.
Никто из нас не произнес ни слова.
Мы медленно пошли через лес. Солнце вставало из-за горизонта, окрашивая небо в розоватые тона, протягивая первые лучики через ветви деревьев, золотя паутину и превращая росу в бриллианты. Еще не скоро оно войдет в зенит.
Птицы пели, звонко и чисто, подхватывая и продолжая песни, перекликаясь на разные голоса. Корс прыгал рядом с отцом, я разговаривала с мамой.
– Мы постараемся дать о себе знать сразу же, как только будет возможно. До тех пор слушайся Ташана, он человек неплохой…
– Да, мам…
– С парнями лучше не крути. Сама понимаешь – сила у тебя такой природы. Их к тебе может тянуть, даже неосознанно, не будешь поощрять – все пройдет. А начнешь подолом крутить – рано или поздно возникнет… ситуация.
Я опять кивнула.
– А если что-то случится? Мало ли?
– В твоем случае – никаких «если» быть не может. Себя погубишь и брата.
Да, брата. Я отвечаю за Корса. И пока я жива, никто не посмеет причинить ему вред.
Мама потрепала мои волосы, заплетенные в тугие косы.
– Не грусти, Шани. Все будет хорошо. Мы обязательно найдем безопасное место и опять будем жить семьей.
– А потом нам придется опять бежать?
– Снова. Может, ты еще и замуж выйдешь к нашему приезду.
– Угу… то не смотри на парней, то замуж выйдешь…
– А ты так… не глядя.
Мама подшучивала вполне беззлобно, и я улыбалась в ответ. Ах, как же хорошо идти вот так по лесу и ни о чем не думать. Жаль, это ненадолго.
На дорогу мы вышли ближе к вечеру. Шли весь день, почти не останавливаясь, Корс под конец вообще ехал верхом на папе, у меня ныли ноги, но надо – так надо.
И мы были с избытком вознаграждены, когда перед нами открылся большой тракт. Отец удобнее устроился на камушке, достал флягу, сделал пару глотков, передал ее маме.
Я поступила так же и отдала воду братишке.
– Ну, теперь ждем караван.
* * *
Ждать пришлось не слишком долго, каких-то час-полтора, когда они показались на дороге. Впереди – ведущий каравана, пешком, как и полагается, потом фургоны, телеги, люди, вьючные животные…
Отец вышел на середину дороги и подошел к ведущему, не останавливая караван. Мы спешно нагрузили все на своего ослика.
Мама крепко прижимала к себе одной рукой меня, второй Корса. И я видела – ей больно. Она подчиняется необходимости, но как же ей сейчас больно и тошно…
– Мое имя Руш Каран. – Отец не собирался говорить правду. – У меня брат в Дилайне, детей вот к нему отправляю. В деревне красная сыпь, не хочу, чтобы заболели.
– Мое имя Ленер Райлен. – Ведущий каравана улыбнулся. Был он немолод, уж лет пятидесяти, седина посеребрила его голову, но карие глаза смотрели по-прежнему внимательно. И эмоции, которые он испытывал, были далеки от старческого равнодушия.
Любопытство, дружелюбие, уверенность в себе… неплохой человек.
– Детей моих возьмешь?
– Если здоровы.
– Это не сомневайся, – махнул рукой отец. – Двое ребят, один ослик… дочка – Шанна и сын Корт.
Сильно наши имена отец не менял.
Ленер прищурился на нас.
– Шанна Каран и Корт Каран. Ага, вижу… ты, Руш, человек рисковый.
– Да я так…
– Такую красоту без охраны отправлять.
– Шанна сама кому хочешь руки отшибет, – отмахнулся отец. – Вот за это не волнуйся, подолом у меня дочь не крутит. Если ты еще приглядишь, вовсе хорошо будет.
– Пригляжу. Что у вас за деревня?
– Колючка.
Эта деревня была дальше от нас, но ближе к тракту. Иногда мы и туда ездили… правда, сейчас прошли мимо, по лесу, даже не приближаясь, чтобы ненароком не заметили.
Ведущий кивнул.
– Это вам пришлось достаточно далеко пройти?
– Знаю, есть места поближе, но мы жили в лесу, – объяснил отец. – Когда началось, я своих схватил в охапку – и в лес, в землянку. Я охотник… так что есть чем заплатить. Шкурками возьмешь – или деньгами лучше?
Ленер задумался.
– Если шкурки есть, я бы поглядел.