Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - читать онлайн книгу. Автор: Дэн Гарднер cтр.№ 104

В переработанном издании «Иррационального оптимизма», вышедшем в свет в 2005 году, Шиллер предупреждал о рынке недвижимости. Это очередной пузырь, настаивал он. Снова к нему никто не прислушался, и снова он оказался прав.

Как у Шиллера это получалось? Ничего особенного – анализ базовых фактов. Коэффициент соотношения цены к доходу от акций американских компаний с XIX века демонстрировал быстрый рост, затем в период с 1982 по 1996 год и далее – несмотря на то, что он был уже гораздо выше исторической нормы, – взлетел еще выше. Было несложно понять, что это признаки неуправляемого спекулятивного тренда. Сложно было это не увидеть.

Аналогичная ситуация произошла и с ценовым пузырем на рынке недвижимости. Сводная таблица по ценам на жилую недвижимость в США с конца XIX века показывала, что, за исключением падения цен в период Великой депрессии, цены могли идти вверх и вниз, но преимущественно оставались в одном диапазоне до конца 1990-х годов. Затем кривая роста стала почти вертикальной. Кривые по процентным ставкам, расходам на строительство, увеличение численности населения не могли объяснить этот беспрецедентный взрывной рост.

По прошествии времени эти ценовые пузыри кажутся настолько очевидными! Почему же в свое время верно оценить их природу смогли единицы?

У традиционных экономистов нет ответа на этот вопрос, потому что, как я уже говорил в главе 3, они воспринимают человека не как Homo sapiens, а как Homo economicus. «Человек экономический» отличается рациональностью. При принятии решений он анализирует факты и просчитывает варианты. После этого он выбирает тот образ действий, который оптимально отвечает его личным интересам. Чего «человек экономический» никогда не сделал бы, так это не купил бы дом по завышенной цене в ожидании, что эта цена продолжит быстро расти.

Традиционная экономика опирается на сопутствующую гипотезу, которая носит название «теория эффективного рынка». Ее суть в том, что вся существенная информация немедленно и в полной мере отражается на рыночной курсовой стоимости ценных бумаг, а следовательно, цена, сформированная рынком, всегда рациональная и правильная. Иногда цены могут выглядеть неуправляемыми, но это не более чем иллюзия. Рынок никогда не ошибается. Надо ли говорить, что, когда пузырь на рынке недвижимости лопнул и запустил экономический кризис, «теория эффективного рынка» зашаталась, словно пьяный на одноногом стуле.

Это было выше понимания традиционных экономистов, включая бывшего главу Федеральной резервной системы США Алана Гринспена. «Те из нас, кто верил, что интересы кредитных организаций служат гарантией защиты собственности акционеров, в частности я, находимся в состоянии шока», – заявил он комитету Конгресса в октябре 2008 года. Гринспен всегда считал, что банками управляют умные люди. Они никогда не стали бы кредитовать в большом объеме большое число ипотечных заемщиков, если у тех нет достаточных гарантий платежеспособности. А если они совершили такую глупость, другие игроки, оперирующие более сложными инструментами на финансовом рынке, никогда не стали бы связываться с подобными плохими долгами. Это шло бы вразрез с их личными интересами. Это было бы иррационально.

И все же это произошло.

Кризис 2008 года стал для экономистов-«диссидентов» моментом: «Мы же говорили…» Помимо Роберта Шиллера к их числу относились Дэн Ариэли, экономист Массачусетского технологического института и автор книги «Предсказуемая иррациональность» ^[47], Касс Санстейн, профессор права Гарвардского университета и политический активист, которого я неоднократно цитировал в этой книге, Ричард Талер, профессор экономики Чикагского университета. Они считаются ведущими учеными в новой области – поведенческой экономике, которая динамично развивается на стыке экономики и когнитивной и социальной психологии. В первую очередь поведенческая экономика стремится исправить фундаментальную ошибку, допущенную в традиционной экономике, которая и привела к серьезным последствиям. «Почему мистер Гринспен и все остальные представители регулирующих органов не смогли спрогнозировать случившееся? – писали Санстейн и Талер в статье в Financial Times. – Мы убеждены, что их ошибка в том, что они пренебрегли ролью человеческой природы».

Человек – это не рациональный субъект традиционной экономической теории, утверждают сторонники поведенческого подхода. Его рациональность ограничена. Тот факт, что люди часто ведут себя рационально, объясняет, почему традиционная экономика часто работает. А то, что их рациональность имеет границы, помогает понять, почему традиционные экономисты иногда попадают впросак.

Важный пример ограниченной рациональности людей – «страх потери». Если бы человек был исключительно рациональным, для него выигрыш 100 долларов имел бы такую же ценность, как потеря 100 долларов. Но эти события для него неравноценны. Как показали эксперименты Амоса Тверски и Даниэля Канемана, люди гораздо больше стремятся не потерять, чем приобрести что-то. Поэтому потерю 100 долларов они переживают острее, чем получение 100 долларов.

Обратите, пожалуйста, внимание, что психология, которую приверженцы поведенческого подхода привнесли в экономику, не имеет ничего общего с «популярной психологией», о которой начинают говорить журналисты и эксперты в моменты падения фондового рынка, когда Уолл-стрит охватывает «паника»: воображение сразу рисует трейдеров с распахнутыми от ужаса глазами, хаотично бегающих по зданию фондовой биржи, словно газели, спасающиеся от львов. Во-первых, крайние проявления эмоциональных состояний, таких как паника, бывают редкими даже в условиях серьезных катастроф. А в кабинетах советов директоров и на фондовой бирже этих эмоций не бывает в принципе.

Что важнее, судьба рынков и экономики решается не в какие-то исключительные дни, когда цена на акции взлетает или резко падает и эмоционально опустошенные игроки с Уолл-стрит плетутся домой. В конце концов, формирование ценового пузыря на рынке недвижимости заняло не меньше пяти лет, а кредитный кризис нарастал почти год, пока Уолл-стрит не была загнана в угол.

Речь идет о другой психологии. О той, которая заставила людей поверить, что цены на жилье продолжат расти и что поэтому им можно взять более крупный ипотечный кредит и потратить разницу между долгом по ипотеке и текущей рыночной стоимостью своего имущества на поездку в отпуск и огромный плазменный телевизор. О той, что заставила банки с легкостью выдавать ипотечные кредиты заемщикам, которые не смогли бы их вернуть, если бы цены на недвижимость перестали расти. О той, которая заставила финансовые рынки считать, что если упаковать и продать эти плохие долги как деривативы и другие экзотические финансовые инструменты, то это будут такие отличные варианты инвестирования, что для их покупки можно занимать крупные суммы.

Любому, кто прочитал эту книгу, будет несложно представить множество способов, как Правило привязки, Правило типичных вещей и многие другие когнитивные механизмы, действующие в подсознании, повлияли на процесс мышления, лежавший в основе этих заключений. Возьмем Правило примера. Почему американские регуляторы не отнеслись серьезно к вероятности резкого падения цен на недвижимость по всей стране? Подобного не случалось со времен Великой депрессии, заявили они, такое развитие событий настолько маловероятно, что об этом не стоит даже думать. При этом и обратный тренд – резкий рост цен на недвижимость – в стране до этого тоже не наблюдался, а значит, простая логика подсказывает, что реакция регуляторов на это новое явление не должна была быть продиктована прошлым опытом. Понять это несложно. И все же реакция регуляторов зависела от прошлого опыта – этого следовало ожидать, так как при вынесении интуитивных суждений на мыслительный процесс влияло Правило примера. В главе 3 я цитировал слова Роберта Кейтса, что «люди, живущие в низинах, заложники своего опыта». Люди в официальных кабинетах – тоже.