— Фамилию нотариуса вы помните?
— Он что-то сказал, но я…
— Как он выглядел?
— Такой, знаете, то ли еврей, то ли армянин.
— Армянин? — В голове следователя стала вызревать неожиданная версия. Она показала фотографии Давтяна. — Похож на него?
— Немного похож, только нотариус…
— Что? Был в очках и с бородкой?
— Да, — подтвердила Кураева. — Откуда вы узнали?
— Вспомните себя, когда вам потребовалось изменить внешность.
— Так это не настоящий нотариус?
— Это Сурен Ашотович Давтян, акционер комбината «Нанохиммед».
— Так он же… — Глаза Кураевой исказились от ужаса.
— Давтян жив и сейчас оформляет на себя все акции комбината, в том числе ранее принадлежавшие Веригину. Вашими руками он устранил последнего совладельца Максима Шильмана.
Кураева оторопела и безмолвно смотрела на следователя. Ее можно было пожалеть, если бы она не была убийцей.
Петелина говорила четко, с паузами, чтобы потрясенная женщина могла воспринимать ее слова:
— Я думаю, что Давтян виновен в смерти Веригина. Смерть всех владельцев комбината была выгодна именно ему. Они мертвы, вас я помещу под арест, а он будет наслаждаться свободой и возросшим богатством.
— Но это же… Сделайте что-нибудь, — взмолилась Кураева.
— Вы спрашивали о вашей участи. Наказания не избежать, однако чистосердечное признание уже уменьшило ваш срок, а если вы поможете изобличить Давтяна, суд обязательно это учтет. В конце концов, это он подтолкнул вас на неразумную месть.
— Что я могу сделать? — решилась Кураева.
— Надо заставить Давтяна признаться в убийстве Веригина.
— Как?
— Дмитрий Семенович что-нибудь успел вам сказать перед смертью?
— Нет.
— А ведь он мог позвонить. Он же всегда обращался к вам, когда ему плохо?
— Да.
— Так вот представьте, Веригин вам позвонил, но вы в это время помогали молодому Шильману и не услышали телефон. Тогда Веригин оставил сообщение на автоответчик. Потом на вас обрушилось горе, вам было не до телефона. И только сейчас вы нашли его предсмертное послание.
Обе женщины посмотрели на мобильный телефон, изъятый при задержании Кураевой. Телефон лежал на столе и был упакован в прозрачный пакет.
— Но там нет записи, — сказала Кураева.
— Будет, — заверила следователь. — Мы найдем актера, который озвучит нужный текст. Веригин был публичной персоной, найдутся записи его выступлений, к тому же голос человека, которому трудно дышать, сильно отличается от обычного.
— А я? Что мне делать? — не до конца понимала Кураева.
— Вы позвоните Давтяну и потребуете у него деньги в обмен на эту запись.
60
Сурен Давтян рассматривал на планшете проекты надгробных памятников, присланных ему на утверждение: большой для семьи Шильман, поменьше для Веригина.
Как же хрупка жизнь, думал он, еще недавно эти люди были во много раз богаче его, а теперь их нет и весь их бизнес перейдет к нему. Он станет единоличным владельцем комбината. И никаких укоров совести. К черту душевную мягкость! Разве они не делили с радостью его долю, только узнав о его смерти? И даже его могилой не поинтересовались. А он, как порядочный человек, заботится об их памяти, чтобы все было по-людски и завистливые языки не злословили о его скупости.
Давтян посмотрел на смету памятников — на показном благородстве не экономят — и утвердил проекты. Он перевел аванс на счет мастерской и стал одеваться подобающим образом, чтобы поехать на комбинат для вступления в должность генерального директора.
На пороге квартиры его застал телефонный звонок. Звонила Кураева, подруга Веригина. Хорошо, что парочка не успела пожениться. Сейчас начнет клянчить подачки, придется ей втолковать, что к личному имуществу покойного он не имеет никакого отношения, так же, как и она к акциям комбината.
Однако голос Кураевой его удивил, женщина не клянчила, а требовала:
— Хорошо себя чувствуешь, Давтян? Сейчас обделаешься. Я знаю, кто убил Дмитрия Семеновича. Это ты!
— Спокойнее, дамочка, спокойнее. Что за бред вы несете.
— У меня есть доказательство, я только сейчас прослушала свой телефон. Веригин успел позвонить мне перед смертью, и вот что он сказал. Слушай внимательно, сволочь.
Она включила запись. Давтян услышал задыхающийся прерывистый голос: «Наташа, мне плохо… Это Давтян… он что-то налил в машину… не могу дышать, помоги… умираю».
У Сурена перехватило дыхание. Он ослабил узел галстука, с трудом сглотнул ком в горле, не зная, как отнестись к услышанному. Ему подсказала Кураева:
— Ну как, не сдох от страха? Пока эту запись слышала только я. Если не хочешь, чтобы услышали остальные, готовь пятьсот тысяч долларов. Обменяю деньги на телефон с этой записью и свое молчание.
«Полмиллиона, громадные деньги», — возмутился Давтян. И тут же согласился:
— Хорошо. Мне нужно два дня. — Он вспомнил, как болтливы бабы, и сам сократил срок. — Ладно, один. Встретимся завтра в это же время около дома Веригина. И никому ни слова.
Петелина, прослушавшая весь разговор, сжала кулак в победном жесте:
— Есть! Давтян клюнул на приманку, практически признался в убийстве.
— Гад, сволочь! Какая же я дура, — взвыла Кураева.
— Он свое получит, — пообещала Петелина.
В кабинете кроме них находился Валеев. Оперативник стал обдумывать предстоящую операцию:
— Давтян приедет на машине. Я привлеку пару экипажей, чтобы заблокировать дорогу. Дождемся обмена, и мы с Ваней его упакуем.
— Нет. Вызови спецназ, — приказала Петелина. — Брать лучше по жесткой схеме, чтобы подавить волю и получить признание. Сам понимаешь, наш трюк с записью в суде не прокатит.
— Сделаем.
— И сразу обыск в квартире. Я подготовлю постановление.
Петелина обратила внимание на расстроенную Кураеву и подбодрила женщину:
— Вы отлично поговорили. Завтра с вашей помощью мы арестуем Давтяна, и я обязательно отмечу в деле ваше содействие.
Кураева плакала:
— Я думала, что отомстила убийце Димы, а на самом деле… Проклятый Давтян использовал меня.
— Вот именно. Когда докажем его вину, я переквалифицирую ваше обвинение на более мягкую статью.
— Посадите его, расстреляйте!
— Возьмите себя в руки, завтра у вас важный день. Вы должны выглядеть естественно.
— Естественно? — Кураева растирала слезы по бледному лицу и показывала на свои спутанные волосы.