Никитин вцепился в железный стол и подался вперед. Его взгляд полыхал праведным гневом.
— Сдал, сука! Вот за что таких воров уважают на зоне? По сути Синий хороший слесарь, только и всего. А я великий химик, единственный и неповторимый. Ему честь, а об меня ноги готовы вытирать. — Никитин разразился ругательствами.
Петелина решила поддержать его исключительность:
— Если то, что вы говорите, правда, вы действительно талантливый химик.
— Думаете, вру? Спрашивайте.
— Как вы подобрались к Давтяну?
— Еще проще. Синий вскрыл его квартиру. Я нашел там початую бутылку армянского коньяка и добавил в нее свое средство. Долго ждать не пришлось, на следующий день он ее выпил.
— Затем Синий опять заменил бутылку. Куда он ее дел?
— Вылил или выбросил. Если бы выпил, — Никитин усмехнулся, — вы бы с ним не познакомились.
— Когда Алиса спряталась в доме Шильмана, вы наведались туда?
— К смерти Шильмана я отношения не имею, тем более к смерти Веригина, — резко возразил Никитин.
— Откуда вы знаете про Веригина? — прищурилась Елена. — Я про него ничего не говорила.
— Слежу за этим делом. Комбинат «Нанохиммед» мне не безразличен. Ведь там используют мою технологию. Мою! Это я должен был стать совладельцем комбината, а не гнида Давтян.
— И все-таки, расскажите про Шильманов.
— Сдохли и хорошо. Да что вы все про гнусных людишек спрашиваете. Думаете, невидимый яд и синтез наркоты — главные мои достижения? Нет. Моя технология, которую только сейчас стали копировать на Западе, вот что действительно ценно. И эту главную ценность у меня украли, присвоили! Меня посадили, а воры обогатились за счет моего таланта. Почему вы допустили эту вопиющую несправедливость?
— Я могу ходатайствовать о пересмотре дела.
— Издеваетесь? Я отмотал полный срок, я уже не я, и ваши подачки мне не нужны. Я сам добьюсь справедливости. Если комбинат не может принадлежать мне, он будет принадлежать народу, — пафосно заявил Никитин и перешел к угрозам: — Главные акционеры сдохли, остался только сыночек Шильмана. Но не думаю, что он задержится на этом свете. Никто не останется в живых!
— Так это вы его? — осторожно поинтересовалась следователь.
— Что?
— Макс Шильман попал в автокатастрофу, разбился под действием наркотиков.
— Прекрасно, — обрадовался Никитин.
— Он выжил, — обронила Елена, наблюдая за реакцией отравителя.
— Добейте его. Когда он загнется, всем станет лучше, и вам в том числе. И знаете почему? Потому что комбинат «Нанохиммед» отойдет государству.
— Я повторю вопрос. Это вы подсунули наркотики Максу Шильману?
Химик подался вперед и сверкнул яростным взором:
— Я буду рад, если никчемный олух обожрался моим продуктом.
После этой фразы он быстро сник, словно огонь мщения, питавший его силы, стал затухать. Он попросил воды, взял стакан двумя руками и медленно выпил половину. Стало заметно, что он очень устал, допрос вымотал его.
— На сегодня хватит, — решила Петелина. — Продолжим наш разговор завтра.
Она встала, собираясь вызвать конвой.
— Нет, сегодня! — неожиданно возразил Никитин. Его расширенные глаза цеплялись за следователя, умоляя остаться. Он тихо добавил: — Или никогда.
Петелина села. Она тоже устала, но знала, что идет видеозапись допроса, и если сейчас она что-то упустит, то потом сможет пересмотреть все неясные моменты свежим взглядом. Пусть говорит, исповедь преступника нельзя останавливать.
— Ну что ж, продолжим, — согласилась она. — Хочу уточнить про ваш уникальный яд. Когда вы его разработали?
— Недавно. После того, как переродился в Тайпана.
— Откуда такая уверенность в свойствах яда? Испытывали на крысах?
— Можно сказать и так. На очень больших крысах.
— Вы работали на Хлыстина, делали наркотики. Он обеспечил вам прикрытие, оборудование, химикаты. И он использовал вашу продукцию, в том числе яды. Это так?
— Яд был вначале, а уже потом я наладил производство волшебных таблеток.
«Ну да, конечно, — сообразила Елена. — Сначала Хлыстину требовалось устранить конкурентов, расчистить район для сбыта наркотиков. Устранить так, чтобы никто не подумал на него. Яд для этого идеальное средство».
Она показала фотографии братьев Агеевых:
— Вы знаете этих людей?
— Их знал Хлыст. Он очень обрадовался, когда их не стало, и похвалил меня.
— Выходит, на них вы испытали…
— Считайте их моими подопытными крысами, — кивнул Никитин.
— Кто еще?
— Да что вы все к яду цепляетесь. Это не самое сложное дело.
Никитин стал говорить быстро и много. Он рассказывал про Синего, Хлыста, свои разработки, упомянул самовоспламеняющуюся смесь, что-то еще. Его буквально было не остановить.
«Отчего он такой разговорчивый? — удивлялась Елена. — Уже на несколько особо тяжких статей наговорил. Валит себя, сдает Синего и даже Хлыста подставляет, тем самым наживает себе смертельно опасного врага. Конечно, мы его изолируем на период следствия, но у Хлыста большие возможности в криминальном мире. Неужели Никитин не понимает, что его ждет?»
В какой-то момент Никитин захотел воды и взялся за стакан. Петелина воспользовалась паузой, чтобы задать важный вопрос:
— Вернемся к Алисе. Вы долгие годы вынашивали месть, убрали близких ей людей, почти довели бывшую жену до самоубийства, а сегодня явились к ней в больницу с астрами. Как вы планировали с ней расправиться?
— Вы ничего не поняли. Астры, которые я принес, не были сломаны. — Никитин болезненным взглядом смотрел на следователя. — Да, я мечтал отомстить Алисе, но, когда увидел ее после долгой разлуки, сердце екнуло. Я раз за разом тайно наблюдал за ней и убедился, что, несмотря ни на что, я до сих пор люблю ее и всегда буду любить свою Астру. Она единственная звезда моего черного небосвода.
Он поднял уже пустой стакан и, прикрывая им рот, прокусил воротник рубашки.
— Прощайте, Петля-Петелина. Я выговорился и готов умереть.
В первые секунды Елена подумала, что о смерти он говорит образно, но затем догадалась: «Ах, вот в чем дело! Он принял свой яд!»
Она вскочила, бросилась к двери и крикнула конвойному:
— Врача, немедленно вызовите сюда врача!
Она обернулась и увидела умиротворенное лицо Никитина.
— Бесполезно — противоядия нет. Меня бы все равно убили, что на воле, что в камере. — Его глаза затуманились, речь стала похожей на бред, он смотрел на следователя, но обращался к любимой женщине: — Алиса, Астра моя ненаглядная… Не бойся, ты же знаешь, что я… Ты для меня звезда… Прости.