— Вы точно собираетесь вернуться в армию? — спросила Лиза. Вопрос ее действительно волновал, хотя ответ был однозначен и не являлся для нее секретом. — Вы ведь можете найти себя в гражданской жизни, Никита? Не все служат в армии — как бы странно это ни звучало. Кто-то пашет, сеет, работает у станка, стоит у кульмана…
— Я должен, Лиза, — вздохнул он с покаянным видом. — Неважно, хочу я этого или нет, просто должен. Эту войну надо быстро закончить — затянулась она. После нее все будет хорошо, Ленинград вздохнет с облегчением, когда граница отодвинется от него подальше. И финской военщине стоит указать ее место — а то уж больно распоясалась…
— Это странная война, — вздохнула Лиза. — В газетах пишут, что мы наносим белофиннам поражение за поражением, уверенно продвигаемся вперед, но теперь вынуждены остановиться, перегруппировать войска, потому что линия Маннергейма оказалась чрезвычайно мощной — на ее строительство финны потратили не одно десятилетие, вложили в нее много миллионов своих финских марок…
Никита не стал ей говорить, что мощь финской обороны сильно преувеличена советской пропагандой, чтобы нивелировать собственные ошибки и промахи. Да, укрепления серьезные, но не всегда и не везде, войск у Финляндии недостаточно, вооружение слабое, современная техника отсутствует — воюют на хитрости и чистом энтузиазме…
— А в госпитале я увидела такое количество раненых, обмороженных — это просто жуть… — передернула плечами Лиза. — Нет, я не падаю в обморок при виде крови, все-таки медик, но здесь такое количество пострадавших… И это только один из многих госпиталей — причем офицерский, что тогда говорить о солдатских лазаретах… Иногда мне кажется, что в ста километрах отсюда идет настоящая война и против нашего государства бьется весь капиталистический мир…
— Можно я вам напишу? — осмелившись, резко сменил тему Никита.
— О, господи, конечно же… Обязательно пишите, пишите каждый день, когда найдется свободная минутка… Я буду здесь, и если все затянется, боюсь, придется перенести весеннюю сессию — но мне разрешат, потому что причина уважительная…
— Все закончится за месяц, — заверил он. — В этом нет никаких сомнений. Вам не придется переносить сессию. Но подтянуть хвосты, конечно, надо… Скажите откровенно, Лиза, почему вы пришли в этот госпиталь? Да, вся страна в едином порыве, никто не остается равнодушным, к тому же прекрасная возможность закрепить полученные на лекциях знания. И все-таки, Лиза, в чем особая причина?
— Да просто разозлилась, — выдохнула девушка. — Такая боль, обида, желание хоть какой-то вклад внести… Брат Максим служил в Ленинградском округе, полгода оставалось до увольнения. Он письма писал, мама радовалась, что скоро вернется… И вот Максим вернулся… — У нее задрожали губы. — Даже раньше, чем положено, вернулся… Их еще в октябре на границу отправили — усиливать какую-то часть, хотя он в Гатчине служил… А после того как финны провокацию устроили — ну, у той деревни, не помню ее названия… В общем, их сразу в бой бросили, и мина под ногами взорвалась… Нет, он выжил, — поспешила добавить она, — но обе ноги ампутировали почти полностью, а через неделю перевезли в больницу по месту жительства, потому что полевые госпитали были переполнены… — Лиза как-то сжалась, в глазах заблестели слезы. — Он почти неделю был без сознания. Мама с папой убивались, чуть инфаркт не подхватили… Потом открыл глаза, молчит, ни с кем не разговаривает… Долго рядом с ним не посидишь, врачи гонят… Как же так? Почему? За что? — всхлипнула она. — Потом нам сообщили, что два его одноклассника погибли — один в нашем дворе жил, другой на соседней улице. А четвертому руку оторвало, и слух потерял, потому что снаряд в соседнем окопе взорвался… Во мне будто переключилось что-то, написала заявление, согласовала свое решение с руководством кафедры. Родители опять в истерику — но я же не на фронт собралась, людям помогать хочу, раненых лечить. В общем, все поняли, согласились… Господи, Никита, мы совсем забыли про время! — опомнилась Лиза. — Вы замерзнете, меня накажут, а еще ночью придется в общежитие возвращаться. Пойдемте, мне очень хорошо было с вами, но нужно уходить, правда. Мы еще когда-нибудь погуляем, вас ведь не завтра выписывают…
До выписки оставалось полторы недели. Рассчитывать на что-то более раннее не приходилось — лечащий врач сказал, как топором отрубил. И поменьше перекуров под лестницей и прогулок под луной — иначе все станет еще сложнее…
Бравая троица заявилась в госпиталь на следующий день. Санитарка сообщила, что внизу его дожидаются люди. В груди как-то екнуло — ну, что еще? Продолжение истории с капитаном Осиповым? Особые основания органам НКВД не нужны — события в армии годичной давности это наглядно показали. Впрочем, вряд ли. Органы НКВД не стали бы мяться в «предбаннике» — им даже халаты не нужны, чтобы пройти куда нужно…
Спустившись в фойе, Никита обнаружил своих бывших подчиненных — одетых по-зимнему, с вещмешками за плечами. Все трое дружелюбно улыбались, разглядывали командира с еле скрываемой иронией.
— Смирно! — шутливо скомандовал Карабаш. — Да ладно, мужики, вольно, разойдись, он же в пижаме…
Никита обнимался с ними, жал руки — чертовски рад был видеть! Рты разведчиков расплывались в улыбках, хотя сдали они, конечно, сильно. Не помогли обильные казенные харчи — глаза запавшие, кожа серая, осанка уже не та.
— Исцелились, парни?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — отчитался Латкин. — Полтора месяца на государственной койке — всю хворь как рукой сняло. В действующую армию направляемся. Вы с нами?
— Ага, штаны сейчас подтяну, — проворчал Никита. — Мне еще, как медному котелку… Не рановато вас выписали? Неважно выглядите, хотя и корчите тут из себя былинных богатырей.
— Руки еще побаливают, — сказал Иванченко, осторожно покрутив своими верхними конечностями, — больше всех досталось. Этим-то что? У Женьки осколок в ноге — он и на одной ноге допрыгает. У Семена голова — на что ему эта голова? Он и без нее прожить может.
— А есть я чем буду? — возразил Карабаш.
Разведчики засмеялись.
— Ладно, парни, рад за вас, — сказал Никита. — Дуйте на фронт, но особо там не геройствуйте — появлюсь через десять дней, к себе выпишу, надеюсь, начальство не станет возражать. Куда вас — уже известно?
— Едем в Охту, на сборный пункт 13-й армии, — пожал плечами Семен. — Она соседка нашей 7-й. Что дальше, посмотрим. А и верно, товарищ старший лейтенант, выписывайте нас к себе. Что нам эта 13-я, мы там никого не знаем. Подождем, пока вы тут отдохнете, повоюем еще. А сейчас бежать нам надо, товарищ старший лейтенант, на минутку заскочили, проведать, нас машина ждет.
— Ну, давайте, мужики, ни пуха ни пера…
И снова были обнимания, твердые рукопожатия, щемило в груди, когда он смотрел им вслед…
Противоречивые чувства бились в душе смертным боем. Быстрее покинуть эти осточертевшие стены, пропахшие карболкой и смертью. Но как же Лиза? Его тянуло к этой девушке, тянуло страшно, по-взрослому. Когда ее не было, душа металась, не находила покоя, а когда появлялась, он не мог оторвать от нее глаз — и плевать, что думают и говорят другие! «Не смотри так на меня, — шептала Лиза. — Ты смотришь, а люди потешаются. И у меня все из рук валится, потому что мне тоже на тебя смотреть хочется…»