Письмо ни от кого - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Сорокин cтр.№ 27

Я, опустошив фужер до дна, неспешно запил соком. Никто ничего не заметил. Я проделывал этот номер уже не раз, в нем главное – не спешить. Старый мудрый опер, научивший меня как пить и не пьянеть, говорил: «Во рту человека без проблем помещается полстакана жидкости. Потихонечку выпей всё, но не глотай. Когда будешь запивать, то выпусти спиртное в стакан с соком».

Наконец-то подали горячее: запеченного целиком молодого поросенка с хреном. Соблюдая обычай, Сергей отрезал себе крохотный кусочек, наспех проглотил его и пошел общаться с длинноволосым диск-жокеем. Девушки к горячему не притронулись, я тоже был сыт.

Моя знакомая Инга, не понаслышке знающая оборотную сторону ресторанной жизни, как-то рассказывала: «Горячее почти всегда остается нетронутым. По окончании банкета делят его так: нетронутые блюда забирают себе повара и официантки, все остальное достается кухонным рабочим. После хорошего застолья даже посудомойки по неделе в магазин за продуктами не ходят».

Ковалик задерживался. Надо было как-то поддерживать беседу за столом и продержаться до начала танцев.

– Альбина, а ты где работаешь? – спросил я.

Она повеселела:

– В горпромторге товароведом, а мама на такой же должности – в горпродторге. Через меня «Встреча» закупает мебель и посуду, а мама поставляет продукты. Семейный подряд! Один Сереженька у нас не при делах. Зарплата – с гулькин нос, а строит из себя бог знает кого.

– А ты, Маша, после института кем будешь?

– Организатором культурно-массовых мероприятий, – неохотно ответила она.

Со второго этажа спустились супруги Ковалик. Анжелика Васильевна, не останавливаясь, прошла в гардеробную, а директор кафе вернулся к нам, велел волосатому включить музыку. Как только прозвучали первые такты вселенского шлягера «You`re my heart, you`re my soul» в исполнении группы «Модерн Токинг», я поднялся, приглашая девушек пойти потанцевать. Маша пошла со мной, а Альбину отец попросил остаться.

Ритмичное диско быстро сменили медленные композиции. Темп праздничного вечера стал замедляться. Наевшиеся и напившиеся гости уже не стремились весело и азартно поскакать под елкой. Медленный танец с понравившейся партнершей – самое приятное времяпровождение после второй смены блюд. Я танцевал с Машей. Как-то само собой получилось, что мы с ней переместились в тень и стали целоваться. Я понимал, что мне ни в коем случае нельзя поддерживать личные отношения со свидетельницей по делу, но Маша первая коснулась моих губ, и я не устоял.

Вернувшись в кабинку, мы застали интересную картину: в углу, откинувшись на стену, дремал подкошенный коньяком Сергей. Рядом с ним курила длинную тонкую сигарету задумчивая Альбина. Евгений Викторович настраивал шестиструнную гитару, украшенную переводными наклейками с заграничными красавицами.

– Как я понял, диспут с Анжеликой Васильевной был неприятным? – спросил я у Ковалика.

– Как всегда, – подкручивая колки, ответил он. – Начали с одного, перешли ко второму, закончили третьим. Ты, Андрей, не обращай на нас внимания, мы сами во всем разберемся.

– Пошли, поговорим, – взяла меня за руку Альбина.

Мы вышли из кабинки, проскользнули мимо бара и остановились в темноте, среди составленных в кучу столов.

– У тебя есть куда поехать? – спросила она.

– Квартира есть, только на чем мы туда доберемся?

– Я у отца машину попрошу.

– А как муж? Он же когда-нибудь проснется.

– Странно, что ты об этом спрашиваешь. Ты же его специально споил. Или у тебя поменялись планы на вечер? – нахмурилась она.

Я обнял ее, легонько поцеловал в щеку и прошептал в самое ушко:

– Альбина, у меня никаких планов не было и нет. Если ты позовешь меня, то я пойду или поеду с тобой хоть на край света. Не получится с машиной – пошли пешком, за час как-нибудь доберемся.

– Поехали сейчас.

– Альбина, придется немного подождать. Я вижу по твоему отцу, что у него есть ко мне разговор. Давай посидим, послушаем пару песен, потом я вызову его поговорить, и мы смоемся.

– Я боюсь, что мама вернется. Она всегда вначале психанет, уедет, а потом возвращается как ни в чем не бывало.

– Мама – не проблема! Было бы желание – придумать всегда что-то можно.

– Тогда пошли к отцу. Быстрее послушаем – быстрее уедем.

Настроив гитару, Евгений Викторович курил, сбрасывая пепел под стол. Маша со скучающим видом сидела напротив, Сергей похрапывал в углу. Сервировка стола изменилась. Мясная тема была заменена на морскую: на столе появилась нарезка из красной рыбы, паюсная икра в вазочке, мясо крабов, свежий белый хлеб и мягкое сливочное масло.

– Где вы бродите? – спросил нас директор кафе. – Мне давно пора для укрепления голосовых связок выпить коньячку, а не с кем! Маша компанию не поддерживает, зять спит, как сурок, вас нет.

– Мы здесь. – Я наполнил рюмки из новой бутылки, девушкам налил вина.

– Поехали! – Мы с Коваликом выпили, закусили кто чем.

– Когда-то, – Евгений Викторович кончиком пальца расправил усы, посмотрел на дочь. Та кивнула: «Все в порядке, выглядишь молодцом!» – Так вот, – продолжил он, – когда я жил в Омске, моим соседом по подъезду был Вовка Шандриков. Знаешь такого, он на два года младше меня?

– Нет, – честно признался я. – Я тоже жил в Омске, но о Шандрикове ничего не слышал.

– Парадокс нашей жизни! – воскликнул Евгений Викторович. – На слух все его песни знают, а кто их автор – история, покрытая мраком. Пока был жив Высоцкий, Шандриков оставался в его тени, и это понятно: Высоцкий не сходил с языка, о его красивой жизни не судачил только ленивый, а сейчас перестройка, гласность… Вова как был анонимным автором-исполнителем, так им и остался.

– Что он поет? – не представляя, о ком идет речь, спросил я.

Ковалик взял в руки гитару, ударил по струнам:

– Все-все-все! – замахал я руками. – Знаю я его песни. Я жил в рабочем общежитии. Как только народ подопьет, так этот «Понедельник» на весь этаж гремит. Пойдешь в рейд шпану гонять, там эту же песню хулиганы на гитаре бренчат. Соберутся менты выпивать, в обязательном порядке на магнитофоне «блатных» ставят: «В понедельник, после пасхи», «Червончики», «Златые кольца и браслеты на руках».

– Две последние песни – не его, – проявил познания в блатной музыке Евгений Викторович. – У Вовки более душевные композиции. Если отбросить из его песен матерки, то получится жизненная поэзия есенинского типа. Послушай сам. Я спою его самую проникновенную песню. Называется она «Баллада о граненом стакане».

Пока Ковалик в песенном виде излагал философские размышления своего омского знакомого, я прикинул, чем для меня могут кончиться посиделки во «Встрече».