Повести о карме - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 9

Свидетели захихикали, прикрывая рты ладонями. Я чуть не сгорел от стыда. Провалиться сквозь землю, в девятый ад – и то было бы легче. Грязное бельё семьи вытащили для публичного осмотра! «Два года не всходила луна…» Каонай все записывал, ловко орудуя кистью, и мне захотелось убить писца. Это он-то безликий? Это мы только что потеряли лицо…

Дознаватель учтиво склонил голову:

– Благодарю вас, – вне сомнений, он отлично понял, на что намекает мать. – Значит, два года луна не всходила? И вдруг взошла? Основания достаточны. Объявляю начало дознания!

Он выпрямился, воздел руку к небу:

– Сейчас я буду задавать вопросы подозреваемому. Потом вопросы зададут свидетели. Внимательно слушайте ответы! Если кто-то из присутствующих сочтёт, что ответ не соответствует истине, он должен об этом заявить вслух.

Господин Сэки повернулся к моему отцу. Сейчас его устами вещал Закон.

– Подозреваемый, назовите себя.

– Торюмон Хидео.

– Кем были ваши родители?

– Отец – Торюмон Изао, стражник у западных ворот. Мать – Торюмон Мизуки, урождённая Ивамото.

– Ваши родители живы?

– Нет.

– Подробнее!

– Отец умер восемь лет назад. Мать – пять дней назад.

– Сколько лет было вашей матери?

– Шестьдесят два года.

– Причина ее смерти?

Дознаватель походил на скалу над морем, которая вдруг обрела дар речи. Полная неподвижность, каменное выражение лица – хотел бы я быть таким! – и лишь узкая расщелина губ извергает наружу басовитый рокот. Даже ветер не осмеливался трепать кимоно господина Сэки.

Глаза дознавателя, глубоко утопленные в пещерах глазниц, неотрывно следили за подозреваемым. Так следят за противником, опасаясь, что он в любой момент способен нанести удар.

– Моя досточтимая матушка хворала весь прошлый год. Ей было трудно дышать, она жаловалась на боли в груди. Последние шесть месяцев она почти не вставала с постели. В конце ей стало хуже. Я делал что мог…

– Как она умерла?

– Быстро. Лекарь говорил: сердце. Наверное, он был прав.

Отец сидел прямо, с достоинством, не сутулясь. Приняв позу открытости Небесам, он положил руки на колени ладонями вверх, как бы говоря: «Мне скрывать нечего!»

– Есть заключение о смерти?

– О-Сузу, принеси досточтимому господину дознавателю заключение о смерти Мизуки-сан. Оно хранится в нашей спальне. Шкафчик у окна, левый верхний ящик.

Когда служанка с поклоном вручила свиток господину Сэки, тот быстро пробежал его глазами. Процитировал вслух финальное заключение: «Смерть по естественным причинам». Кивнул безликому слуге: занеси, мол, в протокол.

– У меня больше нет вопросов, касающихся ваших родителей, Хидео-сан. Кто сейчас входит в вашу семью?

– Моя жена Хитоми.

– Урожденная?..

– Урождённая Фудзимото, тридцати пяти лет. И мой сын Рэйден, пятнадцати лет с небольшим.

– Они здесь?

– Да.

– Укажите их.

Отец показал сперва на мать, затем на меня.

– Слуги?

– Только О-Сузу. Вот она стоит.

О-Сузу закивала, подтверждая слова хозяина.

– Ваше место службы? Должность и срок?

– Городская стража. Караул на первой почтовой станции.

– Какая дорога?

– Хокудо, Северная дорога из Акаямы. Выслуга – двадцать три года. Последние шесть лет – старшина караула.

Отец продемонстрировал нашивку на плече.

– Ваше жалованье?

– Двадцать коку риса в год.

– Это мало? Много?

– Нам хватает, не извольте беспокоиться.

Господин Сэки медленно обвёл присутствующих взглядом. Ни у кого не нашлось что возразить или добавить к словам отца.

– Ваше любимое блюдо?

Голос, поза, выражение лица дознавателя остались прежними. Но я нутром почуял: формальная часть закончилась. Сэки-сан перешёл к главному.

Отец промедлил с ответом – похоже, этого вопроса он не ожидал. Я испугался: неужели мать права?! Сейчас отца – нет, чужого человека! – кинутся вязать за сокрытие фуккацу, потащат в управу…

– Тунец, жареный в масле.

– Это все?

– Тунец с маринованным дайконом, васаби ^[8] и имбирём.

Я машинально кивнул: да, так и есть. Когда хватало денег, отец вечно гонял О-Сузу в харчевню за жареным тунцом – или требовал, чтобы мать жарила рыбу дома. Дайкон, васаби – я и сам любил острое.

– Верно, – одними губами выдохнула мать.

Кажется, ее подозрительность пошла на убыль.

– Он любит тунца! – подал голос Икэда. – И я тоже!

У стражника забурчало в животе. Я вспомнил, что с утра ничего не ел.

– У вас имеются родственники?

– Дядя, брат моего отца.

– Его имя?

– Шуджи.

– У него есть дети?

– Норайо и Аяка, мои двоюродные брат и сестра. Они живут в Нагасаки.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Десять лет назад.

– Здесь?

– В Нагасаки. Мы с отцом приезжали к ним в гости.

– Ваши жена и сын были с вами?

– Нет, они остались дома.

Мой взгляд, словно заполошная белка по ветвям дерева, метался между отцом и господином Сэки. Я силился отследить малейшие изменения в лице отца, которые могли бы выдать его – или наоборот, подтвердить, что это по-прежнему он. В то же время я старался подмечать, за чем наблюдает дознаватель, искушённый в подобных делах – чтобы и самому обращать внимание на то же. В какой-то момент я уверился, что Сэки-сан отслеживает дыхание отца – и последовал примеру дознавателя. Однако отец дышал не чаще и не глубже, чем обычно. Потом мне показалось, что господин Сэки сосредоточился на руках подозреваемого:

«Напряжены? расслаблены? дрожат?! Беспокойно шевелятся?! Если неподвижны, то в каком положении замерли?»

Нет, руки – пустяки. Должно быть, он следит за отцовским лицом. Действительно ли отец спокоен и открыт? Или показная безмятежность даётся ему с трудом? А может, дознаватель больше прислушивается к голосу ответчика? К его интонациям?

Отец рассказывал: опытный стражник, задавая вопросы, легко отличит честного торговца от контрабандиста, паломника от мошенника, а путешественника – от беглого разбойника. Я надеялся вскоре тоже поступить на службу в городскую стражу – отец обещал похлопотать за меня перед начальством. Отец был на хорошем счету, ему должны пойти навстречу – особенно после соответствующего подношения. Как мне хотелось овладеть этим замечательным искусством – умением «читать людей»! Сейчас, когда решалась судьба нашей семьи, желание разгадать загадку сделалось настолько острым, что резало меня изнутри хуже, чем лезвие ножа.