Глазные яблоки, как жуки под натянутой простыней, переместились из стороны в сторону под опущенными веками Софии.
Бахман с озабоченным лицом подошел к нему и встал рядом.
– Ей холодно, – сказал Каспар.
Кто-то – наверное, Ясмин – принес халат Софии и накинул поверх тонкой ночной рубашки. Но София все равно дрожала. Консьерж молча кивнул и снова отошел в сторону.
– Ты понял, что она хотела нам сказать? – спросил Шадек ему в ухо. Каспар не заметил, как санитар опустился рядом с ним на колени.
– Нет, это было… – Он вздрогнул и едва не потерял равновесие.
София неожиданно повернула к нему голову – как гость за барной стойкой, который все время смотрел в свой бокал и вдруг встрепенулся, чтобы завести разговор с соседом.
«Что она хочет мне сказать?»
Каспар свел брови, вглядываясь в глаза Софии, которые впервые после происшествия в палате Брука были сфокусированы – на нем. Прежняя пустота во взгляде сменилась напряженностью, словно она хотела забить им гвоздь в стену.
– София? – еще раз тихо позвал Каспар.
Имитируя автомобильные дворники, Том помахал рукой между их лицами, чтобы обратить на себя внимание.
– Шшшб… нннхн… шшштопоор… – прохрипела врач.
Опять ничего не понятно.
На мгновение Каспару показалось, что мистические звуки из горла Софии превращаются у него перед лицом в дым. Дым, пахнувший березовой древесиной. Затем он увидел в ее зрачках отражение пламени. Бахман разжег огонь.
– Хорошая идея. – Каспар поднялся, благодарно кивнул консьержу и подкатил каталку к открытому камину. Ясмин достала откуда-то коричневый плед, который бережно накинула Софии на плечи. При этом она тихо напевала грустную мелодию, которая показалась Каспару удивительно знакомой. Он не знал, какая именно группа исполняет эту песню, но помнил слова наизусть.
Yesterday I got so old
I felt like I could die
Yesterday I got so old
It made me want to cry
На Софию эта песня оказывала успокаивающее действие. Она закрыла глаза.
– Надеюсь, она не испытывает боли? – спросила Ясмин и тихо запела дальше:
Go on go on
Just walk away
Go on go on
Your choice is made
Декорации становились все более нереальными. Поющая медсестра, огонь, украшенный еловыми ветвями и темно-зелеными елочными шарами камин, а перед ним укутанная в плед женщина. Все вдруг стало таким бесконечно мирным – именно это усилило у Каспара внутреннее чувство опасности.
Кончиками пальцев он осторожно коснулся сухих губ Софии.
– Она обезвожена, – сказал он.
– Но у нас здесь нет воды, – внятно ответила повариха. Она больше не плакала и, видимо, сумела взять себя в руки. А может, это была просто механическая реакция, как у многих людей, находящихся в шоковом состоянии после несчастного случая.
– Одной воды все равно недостаточно. Она не может пить сама, ей нужна капельница, – заявила Ясмин.
– Звучит разумно, – кивнул Том. – Лучше всего физраствор.
– Я не знаю. – Бахман озабоченно массировал свой лысый затылок. – Это действительно необходимо?
– Без понятия. Сложно сказать, пока мы не знаем, что с ней сделал Брук. – Каспар потрогал лоб Софии. – Физиологический раствор в любом случае не повредит. Даже если у нее токсический шок, она срочно нуждается в кортизоне.
– Нет, думаю, нам лучше не рисковать. – Бахман нервно потер глаза под очками. – Давайте пока останемся здесь и подождем.
– Какая чушь, – громко заявил Шадек. – Я не собираюсь прятаться, как трусливый пидор.
Каспар уловил, что консьерж едва заметно вздрогнул, словно это грубое ругательство оскорбило лично его. Вполне возможно, что так и было.
Очки, попытки изысканно выражаться, подсознательные намеки на свой проблематичный брак – все это указывало на человека, который не в ладу с собой. Который, возможно, сам себя обманывает.
Шадек сделал шаг в сторону Бахмана.
– Слушай внимательно, я расскажу тебе, чему научился у своего отца. Он был профессиональным боксером.
– Догадываюсь, что сейчас последует.
– Подожди. Мой отец не проиграл ни одного боя, знаешь, почему?
– Нет, но вы считаете, сейчас подходящий момент для историй?
– Потому что он всегда выбирал более слабых противников. – Шадек проигнорировал встречный вопрос. – Чаще всего он дрался с моей матерью. – Том улыбнулся, как рассказчик, который хочет заинтриговать еще больше. – Однажды, когда мне было двенадцать, он перебрал. Ему показалось, что картофельное пюре недосоленное. Он перегнулся через кухонный стол и устроил армрестлинг с маминой головой. Хрясь. – Шадек сделал соответствующее движение рукой. – Я думал, мать больше не сможет поднять голову, так громко хрустнула ее шея. Пюре брызнуло по всей кухне. Я стоял в двух метрах у мойки, но даже у меня в волосах оказались желтые ошметки. – Ироническая ухмылка Шадека исчезла. – Но затем мама подняла глаза. Кровь лилась у нее из носа прямо в пюре. Я не знаю, что разбилось сильнее. Тарелка или ее челюсть. Мой отец лишь рассмеялся и сказал, что сейчас она переусердствовала. Сейчас пюре и правда пересолено. Затем мне снова пришлось искать в телефонной книге номер больницы, в которой мы еще не были. – Шадек оглядел присутствующих. – Ну, вы знаете, из-за идиотских вопросов, которые задают, если замужнюю женщину два раза подряд привозят после несчастного случая.
– О’кей, это действительно ужасно, – вставил Бахман. – Но какое отношение имеет к нашей ситуации?
– В тот вечер я поклялся себе, что больше никогда не буду бездействовать. Конечно, мы были еще детьми. Но с матерью нас было четверо. А он один. Понимаете?
– И что вы сделали? – тихо спросила Сибилла.
– У каждого есть свои темные тайны, – ехидно улыбнулся Шадек, бросив взгляд на Каспара.
– Интересная история, – сказал Бахман. – Но нам лучше подождать до завтра…
Неожиданно все взволнованно посмотрели на потолок, и консьерж осекся.
– …Пока утренняя смена… Черт, что это?
Сейчас и Каспар это услышал. Дребезжание доносилось из маленького пластмассового ящичка на потолке, который Каспар до этого принимал за детектор дыма. Из-за посторонних металлических шумов булькающее шипение было еще более непонятным, чем жалобные стоны, издаваемые Софией. Казалось, что кто-то имитирует закипающую кофеварку.
– Откуда это? – спросил Шадек.
– Из больничного радио. В каждом общем зале у нас есть громкоговоритель.
– Господи, значит, это он?.. – всплеснула руками повариха, и Каспар машинально кивнул. Конечно, это был он. Его голосовые связки были повреждены. Так должен был звучать тот, кто разрезал себе голосовые связки ножом.