Меркьюри и я. Богемская рапсодия, любовь и котики - читать онлайн книгу. Автор: Джим Хаттон cтр.№ 40

— Узнай, сколько это будет стоить! — сказал он.

Спустя две недели Фредди вернулся к этому вопросу.

— Ты выяснил, сколько будет стоить клен? — спросил он.

Я назвал цену.

— Отлично, — ответил он, — я заплачу. Пусть это будет подарок тебе.

Вскоре мы вернулись к напряженному графику: мотались между студиями «Маунтин» в Монтрё и «Метрополис» в Западном Лондоне, где Фредди и группа записывали композиции для своего последнего альбома Innuendo[58]. В течение нескольких месяцев Innuendo заменял нам еду, сон и выпивку.

В феврале Queen пригласили на церемонию в театр «Доминион» для вручения награды Британской ассоциации производителей фонограмм[59] за выдающийся вклад в музыку. Фредди выглядел неважно, даже несмотря на толстый слой специального телевизионного грима.

После церемонии в лондонском клубе Groucho состоялся банкет, приуроченный к двадцать первой годовщине группы. Среди гостей были замечены Джордж Майкл, Лайза Миннелли, Барри Хамфрис[60], Майкл Уиннер[61] и Пэтси Кенсит[62]. Фредди приветствовал всех собравшихся гостей за столом в глубине зала. Когда приехал Род Стюарт, Фредди представил меня ему: «Это Джим, мой мужчина». Мне сразу вспомнилось, как Фредди в шутку хотел создать группу с Родом и Элтоном Джоном под названием «Зубы, Нос и Волосы»[63].

На ту вечеринку я пришел в сопровождении расфуфыренной Марты Бретт. Она была ярой поклонницей Рода Стюарта и глазела на него все время, пока он беседовал с Фредди. А Фредди, в свою очередь, глазел на меня.

— С кем это ты? — спросил он. — Я ее не знаю.

— Это Марта! — сказал я. — Из студии «Таун Хаус»

— Да неужели? — Он с прищуром посмотрел на меня и вдруг расхохотался.

Вечером в зал выкатили потрясающе оригинальный торт. Он был стилизован под игру «Монополия», только на квадратах были изображены обложки хитовых синглов Queen.

Прежде чем стать фронтменом группы Queen, Фредди учился в Илингском колледже искусств в Западном Лондоне. Он давно забросил рисование, но вдруг ощутил внезапную тягу к прежнему занятию. Одного из нас он отправил в небольшой магазинчик для художников скупить чуть ли не весь ассортимент кистей и прочих принадлежностей.

В течение нескольких недель он часами сидел за ворохом набросков и картин. Многие картины, среди которых портрет Далилы, остались незавершенными. Кроме двух — для Джо и Фиби, которые он нарисовал совершенно спонтанно.

Однажды вечером Фредди листал каталог «Сотбис», и его внимание привлек один из лотов — современный портрет, выполненный в технике прямых линий.

— Я тоже так могу! — сказал он.

Он схватил альбом и через пару минут представил нам готовую картину. Это была точная копия.

— Можно, я возьму ее себе? — спросил Джо.

Фредди подписал картину и вручил ему. Фиби попросил нарисовать ему точно такую же, и через несколько минут Фредди забацал еще одну копию.

Он любил искусство. Особо Фредди почитал японскую живопись и импрессионизм, а к современным стилям испытывал отвращение. Натыкаясь на них в аукционных каталогах, он презрительно усмехался. Больше всего он не любил огромные монохромные полотна и минималистичные картины с парой штрихов.

— В чем тут смысл? — говорил он. — Это не искусство.

Через несколько дней мы отправились в Монтрё. Приехали под вечер и застали над озером совершенно потрясающий закат. Фредди захотел сфотографироваться со мной на этом живописном фоне, но под рукой не оказалось камеры. Фредди сник — он уже настроился на романтическую фотосессию.

— Не переживай, — успокоил его я. — Еще сфотографируемся.

Но мы так и не сфотографировались, и об этом я глубоко сожалею.

Приезжая в Монтрё, первым делом Фредди обычно шел на озеро и любовался лебедями. Он называл их «мои лебеди» и считал, что если увидит их сразу, то сможет быстрее адаптироваться к швейцарскому образу жизни.

Тем же вечером Фредди отправился к «своим» лебедям, сел у кромки воды и начал сочинять музыку. Он написал A Winter’s Tale — рождественскую песню о Швейцарии и жизни в горах. Ее никто не слышал. Фредди записал ее, я уверен в этом, но запись так и не была издана[64].

Обычно Фредди приступал к работе около полудня. Он уже стремительно терял вес, но все равно заставлял себя просыпаться пораньше, не дольше обычного одевался, выпивал чашку чая и отправлялся в студию.

По дороге в студию он все чаще просил Терри остановиться. «Хочу пройтись», — объяснял он.

Первый раз это случилось так. Фредди ехал в машине в глубокой задумчивости и попросил Тер-ри припарковаться у озера. Ему хотелось немного побыть в одиночестве, и он очень медленно побрел вдоль озера к лебедям. Постоял около них и неспешно вернулся к нам. «Ну все, — сказал он тогда. — Насмотрелся. Пора на работу».

Вскоре Фредди почувствовал, что ему стало очень трудно ходить. Я дал ему трость, но он упорно не желал ею пользоваться. Наконец он согласился попробовать ее, но только в первый и последний раз. От костылей он тоже отказывался. То, что он управлялся без посторонней помощи, придавало ему сил. Он собирался обслуживать себя самостоятельно как можно дольше: «Буду ходить, пока матушка-природа не скажет: “Все, стоп”».

Вернувшись в Лондон, мы с Фредди попросили Грэма Гамильтона и его парня Гордона отвезти нас на Бонд-стрит в магазин «Томас Гуд»[65]. Фредди купил набор фужеров и в придачу приобрел столовые приборы для нашего бунгало в Ирландии. Я сказал, что выйду покурить, но направился прямиком на соседнюю Маунт-стрит в магазин «Лалик». Я уже знал хозяйку, поскольку Фредди был их постоянным клиентом, и она сразу подошла ко мне.

— Хочу купить небольшой подарок, — начал я, и она сразу догадалась кому.

— Как насчет кошки? — Она показала мне великолепную стеклянную кошку на пьедестале. Я тут же купил ее.