В шесть часов вечера Кики срезала и вечерние травы. Однако она не забыла оставить на грядках ту долю утренних и вечерних трав, которая пойдет на семена для урожая будущего года.
На следующий день Кики мелко нарубила травы: листья, стебли, корни – все вперемешку, положила их в медный котелок, который подарила ей Кокири, и подсушивала, и поджаривала их на слабом огне, время от времени помешивая содержимое котелка, пока не получился порошок. Напоследок она плеснула в котелок три горсти виноградного вина – и вот и все, Кики успешно приготовила свое снадобье от кашля второй раз в жизни.
«Хорошо, что я не забыла о нем по рассеянности...»
Кики, глубоко вздохнув, плюхнулась на стул. Она взяла в руки стоявшую рядом бутыль, в которую она засыпала снадобье в прошлом году, и всмотрелась в нее. И когда только она успела все израсходовать? Порошка оставалось совсем чуть-чуть, на самом донышке. У Кики по спине вдруг пробежали мурашки.
— Вот она – ведьминская природа... — пробормотала она. Кокири когда-то рассказала ей, что ведьмы каждый год готовят ровно столько снадобья, сколько потребуется. Так получается без всяких расчетов, само собой – и это тоже своего рода чудо. И пусть Кики очень устала, но душа у нее пела оттого, что ей удалось сделать все правильно.
В тот день с самого утра задули яростные южные ветра. Эти шквальные ветра налетали лишь раз в году, когда лето начинало близиться к концу, и жители Корико называли их «Морскими чудищами». Они вздымали песок на побережье и проходили по городу, разбрасывая его горстями во все стороны, так что порой глаза было невозможно открыть. Но когда ветра утихомиривались, воздух в Корико становился таким чистым и прозрачным, что можно было разглядеть даже самые отдаленные горы. И по этому признаку люди понимали, что скоро придет осень.
— Знаешь, Дзидзи, а ведь сегодня наверняка будут очень хорошо видны звезды.
После ужина Кики вместе с Дзидзи вскарабкались на крышу. Оба они любили залезть повыше. Усевшись на коньке, они запрокинули головы и принялись разглядывать рассыпанные по ясному небосводу звезды. Это чистое небо, такое глубокое, что казалось, в нем можно утонуть, было подарком от «Морских чудищ». На небе виднелись звездочки: розоватые, голубоватые, зеленоватые, яркие и потусклее.
Пусть все будет хорошо.
Пусть все будет хорошо...
Огоньки помигивали, словно отвечая на волшбу Кики.
И тут вдруг Дзидзи яростно зашипел.
— Там кто-то есть!
Кики поспешно посмотрела вниз:
— Где? Кто?
Дзидзи указал передней лапой в сторону тени за булочной.
Кики очень долго смотрела на яркие звезды, и теперь все, что было внизу, казалось ее отвыкшим глазам сплошной густой чернотой.
— Да где же? — снова переспросила Кики. И тут она увидела черную тень, которая убежала прочь и спряталась за домом.
— Снова... — невольно вырвалось у Кики негромкое ворчание. — Опять смотрит...
Позже, когда Кики уже забралась под одеяло, она полушепотом спросила у Дзидзи:
— Скажи, Дзидзи, а как Кэкэ добралась до дома Слона, когда я полетела вернуть брошку? Их дом стоит на другом конце города – как же она смогла за мной угнаться? Я ведь на помеле летела.
Кики уставилась на Дзидзи, дожидаясь ответа.
— Не знаю я, — недовольно проворчал Дзидзи.
— Как ты можешь этого не знать? Вы же вместе были! Вы что, с ней заодно?
— Заодно? Она тебе что, враг, что ли?
— Ну, нет, конечно... Но я хочу знать!
— Она меня спросила: «Пойдешь со мной?» — я мяукнул в ответ, и она засунула меня в карман своей юбки.
— А потом что? Вы полетели?
— Да нет же, я не понял. Но ощущение было не такое, как при полете. И все равно очень быстро. Меня по дороге даже укачало, голова закружилась.
— В следующий раз будь повнимательнее, — раздосадовано упрекнула его Кики.
— Ну, знаешь! Ты не слишком многого от меня хочешь? — обиженно откликнулся Дзидзи.
Он выбрался из-под одеяла, запрыгнул на стул, повернулся к Кики спиной и лег спать там. Кики протянула руку и подергала его за хвост.
— Отстань! Что я тебе сделал? — проворчал Дзидзи, так и не обернувшись.
Кики спокойно мыла посуду после обеда, но вдруг навострила уши и прислушалась.
«Пи-пи-пи! Пик-пик!»
Откуда-то ясно доносился птичий щебет – словно пищал свежевылупившийся птенец. «Птенец, в это время года?..» — Кики удивленно пожала плечами, а потом продолжила мыть посуду.
«Карр! Карр! Карр!» — раздалось громкое воронье карканье.
«А вдруг эта ворона захочет съесть птенца?» — Кики обеспокоенно выглянула из окошка.
Хлоп!
Уличная дверь со стуком распахнулась, и в дом вошла Кэкэ.
«Карр! Карр!»
— Кэкэ, так это ты была?!
— Ха-ха! Поверила! Поверила! — Кэкэ так и покатилась со смеху, показывая на Кики пальцем.
— Не надо так делать, ты меня напугала. Не отличить же от настоящей!
Услышав это, Кэкэ подчеркнуто гордо выпрямилась:
— Так ты меня раскусила! Ну да чего теперь скрывать – я и есть ворона. Только меня заколдовали, вот я и превратилась в девочку, что, опять поверила? Хи-хи-хи!
— Какая... дурацкая выдумка! — фыркнула Кики, наливая чай. — Вот, попей чаю и не выдумывай всякую ерунду.
— Ну, извиняй! — Глаза Кэкэ смеялись сквозь пар, поднимающийся над крышкой. Она никак не могла скрыть радость оттого, что ей удалось провести Кики.
«Какой же она еще ребенок...» — подумалось Кики.
Кэкэ отхлебнула чаю.
— Ах, хорошо, сразу так легко стало. Ну что, может, еще кого показать? Кого-нибудь подиковиннее. — Она прокашлялась и подала голос: — Мо-о-мо-мо тутуту-у... Мо-о-мо-мо тутуту-у...
— Ой! — Кики изумленно вытаращила глаза. — Кэкэ, ты знаешь этих зверей?
— Знаю – это же сладкопевцы. Если б я про них не знала, как бы я смогла им подражать? — колко ответила Кэкэ.
— Так ты забиралась в такую даль, до самого архипелага Созвездие? Туда же даже корабли не ходят...
— Я путешествую не так, как ты, Кики. Есть способ не летать по небу, а мгновенно перемещаться, куда нужно. — Кэкэ явно поддразнивала Кики, легко догадываясь о том, что у нее на уме.
— А, поняла! Ты слышала их песни по радио, да? Путешественник Ганта, который нашел их на острове архипелага Созвездие, сделал записи и... — Кики снова вспомнила удивительных сладкопевцев. Они пели свою песню перед рассветом; совсем недолго их голоса звенели над маленьким островом. Сначала они звучали вразнобой, но потом сливались в стройный единый хор, и тогда казалось, что песня плывет наверху, растворяясь в утреннем небе.