И тут она выкрикнула:
– Ты мне отвратителен, Мэтью! Отвратителен! Я видела, что ты делал с тем человеком!
– Что? С каким человеком?
Освобождаясь от тайны, она говорила все быстрее:
– Видела! Ты вошел в его дом, и он раздел тебя. Вчера я пришла сюда, потому что думала, что нравлюсь тебе. И ты мне нравился. А теперь, Мэтью, ты мне противен!
– Подожди, Ханна! Я вовсе не такой.
– Лжец! – Ее глаза яростно сверкали. – Я все видела. Собственными глазами!
– Вот как? – Я подался вперед, и наши лица оказались на одном уровне. – Что ты такого видела, Ханна? Что?
Как часто с тех пор я пытался осмыслить ответ Ханны, представить, что́ ей открылось с другой стороны щелочки в оконных шторах. Ты стянул мне через голову футболку и дотронулся до синяков на противоположном от окна боку. Откинулся в кресле, и я зарылся лицом в твои колени. Моя голова задергалась от слез. Сколько времени Ханна провела у окна, прежде чем бросилась бежать? Что творилось в ее голове, сколько раз она рисовала себе картину, какую не видели глаза, подпитывая ложь, которая навсегда изменит наши жизни.
– Я видела, как ты взял его в рот! – выкрикнула она. – Отсосал у гадкого извращенца!
В этот момент из спальни вышел отец.
– Что ты сказала?
Ханна круто обернулась и застыла.
– Повторяю вопрос: что ты сказала, девчонка? – Отец угрожающе приближался, это его выражение лица я хорошо знал.
Я поднялся, преграждая ему путь, но тут же от умелого удара в живот отлетел и лишь разевал рот, не в силах вздохнуть.
Отец схватил Ханну за волосы и чуть не выдернул из кресла.
– Что ты, стерва, сказала о моем сыне? Давай, повтори!
Ханну трясло, губы дрожали, изо рта вылетали невнятные звуки, она не могла произнести ни слова.
Я привалился плечами к стене, мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. А затем, с шумом втянув воздух, я вытер рот тыльной стороной ладони, зарычал и бросился на отца. Он отпустил Ханну, быстро повернулся и обеими руками схватил меня за шею. Придушил и, ударив коленом в пах, швырнул на пол. Я лежал на ковре и, мыча от боли, силился вдохнуть.
Ханна вздрагивала, будто ее колотили кнутом, из глаз катились слезы. Она крепко сжимала колени. Отец все больше нависал над ней, пока кончик его носа едва не коснулся ее лица.
– Ну-ка, девчонка, я не ослышался: ты обвинила моего первенца в том, что он гомик? Ты его так обозвала перед тем, как я вошел в комнату? Заявила, будто он отсосал? Повтори!
Ханна закрыла глаза и покачала головой. Из горла вырвался испуганный, пронзительный звук. Неожиданно отец отскочил от нее, налетел на меня, придавил к полу и оседлал.
– Кто он?
– Пошел ты!
Он ткнул меня в ребра.
– Кто эта падла?
– Пошел ты!
Он пихнул с другой стороны, там, где печень. Мы повторили упражнение несколько раз, потом отец встал и начал расхаживать по комнате, потирая лицо и ероша волосы. Ханна все плотнее и плотнее сворачивалась в кресле. Внезапно он шагнул к ней и грозно прошептал:
– Шевельни хоть одним мускулом, девка, клянусь богом, я убью вас обоих.
Я попытался добраться до Ханны ползком, но двигался медленно. Только слышал, как с треском открывались и захлопывались ящики. И наконец победный крик отца:
– Вот он!
Возвращаясь в комнату, отец вставлял в рукоятку черного пистолета серебристый «магазин». Я понятия не имел, что у него было оружие.
Решил, что дэдди хочет застрелить меня, и в этот момент, получив оглушительный удар, подумал, что это не самая нелепая догадка. Однако быстро восстановил дыхание и видел, как отец остановился у кресла, поднял пистолет и передернул затвор. Оружие целило Ханне в голову.
Та закрыла глаза и пронзительно пищала. Ее трясло с такой силой, что казалось, разорвет на куски. Отец дал ей оплеуху, и она замолчала.
Я не стал ждать, когда он повторит вопрос, и быстро произнес:
– Его зовут Пит.
– Пит, – повторил отец. – Подходящая кликуха для педика. А как его фамилия?
– Не знаю, – ответил я.
Он легонько ткнул Ханну пистолетом в висок и показал мне три пальца.
– Раз…
– Не знаю! – Я замахал руками. – Мне только известно, что он работает в организации охраны природы.
– В таком случае, малыш, – отец снял пистолет с головы Ханны и засунул за пояс джинсов, – мы с тобой немного прокатимся.
Росборн, Нью-Йорк, 2008
Мэтью наклонился завязать шнурок на ботинке. Между ним и Патриком оставалось двадцать футов гравия и пыли, и он помедлил, старясь лучше рассмотреть Хитрюгу. Было в нем нечто болезненное, словно от поездки замутило. Знал ли Патрик, где утром побывала Ханна?
Сейчас не нужно ему рассказывать. Как-нибудь позднее. Но, затягивая шнурок, подумал: «Чтобы продвигаться дальше, надо быть с ним откровенным». Распрямился и вытер руки о рубашку.
– Патрик, хочу тебе кое-что сказать.
– Что? – Хитрюга выглядел потерянным, будто знакомый с детства пейзаж казался ему чужим.
– Я знаю, что вы с Ханной женаты. – Патрик напрягся. Мэтью поднял руки, словно отстраняясь. – Но клянусь, я об этом понятия не имел, когда впервые связался с тобой. Выяснил потом – после нашей короткой встречи в «Крэнуа». И держал данное в тот день слово: больше не пытался выйти на контакт. Лишь отвечал на твои сообщения.
Грузовик прогрохотал на восток, на запад проехала легковушка. Патрик вытер ладонями лицо.
– Есть кое-что еще, – продолжил Мэтью. – Помнишь Рэнди Макклауда?
– Конечно. – Патрик кивнул, отнимая руки от лица. Он был взволнован.
Но Мэтью не отступал, считая, что все еще можно уладить:
– Это случилось здесь. В саду, где нашли Рэнди рядом с его грузовиком.
– Что именно? Не вижу никакого смысла в том, что ты плетешь, Мэтью.
– Смысл такой, что полиция не выяснила, кто убил Рэнди. А я знаю. – Мэтью дождался, когда Патрик взглянет ему в лицо. – Мой отец убил Рэнди.
Патрик, потупившись, смотрел в землю. Затем поднял голову:
– Ясно. Но со мной ты своей детской тайной не поделился.
– Нет. И никто ничего не заподозрил.
Мимо проехал зеленый пикап. На мгновение Мэтью показалось, будто он узнал машину Пита. Однако это был лишь зеленый грузовик.
– К чему ты ведешь? – поинтересовался Патрик.
– Вел к тому, – ответил Мэтью, – чтобы рассказать все, как было. А теперь понял – не могу.