Мельничная дорога - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Дж. Эйтс cтр.№ 6

Патрик посолил мясо, взял банку с копченым свиным жиром, тонким слоем нанес на мясо и, положив его в вакуумную упаковку, включил аппарат. Он стал вытягивать из пакета воздух, пока пластик не облепил продукт. Аппарат шипел, нагнетая жар и герметично запечатывая мясо.

Решив, что пока с подготовкой покончено, Патрик положил пакет в холодильник. Позднее он опустит его в водяную ванну при температуре 134 градуса по Фаренгейту. Для данного процесса есть свои приспособления – по-французски су-вид, то есть водяные печи с термостатом для приготовления пищи под вакуумом – однако год назад Патрик решил, что смастерит свою. Даже замахнулся на погружной циркулятор. Электроника не представляла сложности, вопрос был в том, как паять.

Если бы они жили в деревне, он бы устроил себе мастерскую, но Ханна никогда не согласится уехать из города. Поэтому Патрик купил термореле и подвешивал продукты в рисоварке.

Он представил, как Ханна притворится, будто умирает от радости. Погружной циркулятор? Или термореле? Пэтч, благодаря тебе наш праздничный ужин будет чертовски сексуальным.

Она любила подшучивать над его понятными лишь посвященным кулинарными методами. Весьма саркастически, но не без любви.

Это называется приготовление пищи под вакуумом. По французски – су-вид. Что может быть сексуальнее французского языка?

Ты прав. В Париже было романтично. Парк Тюильри, Поль Гоген, Музей д’Орсе. Подожди, Пэтч, ты сказал су-вид? Рассказывая брату, что это такое, ты упомянул Долину смерти.

Так и было. Объясняя свой кулинарный метод Шону и его жене Бет, Патрик решил, что старшему брату подойдет нечто более мужественное, чем рассказ о нежной водяной ванне.

Принцип такой, Шон. Самую высокую температуру на Земле зафиксировали в 1913 году в Долине смерти, штат Невада. Сто тридцать четыре градуса по Фаренгейту. Идеальная температура для средней прожарки мяса с кровью, то есть такой, как ты любишь. Можно в самый жаркий день в Долине смерти набрать в кастрюлю воды, подождать, пока температура не сравняется с температурой окружающей среды, опустить в нее запакованное в пластик мясо и не бояться, что температура поднимется выше 134 градусов. Пережарить продукт невозможно. Оставляешь на час или два, затем быстро подрумяниваешь на сковороде и получаешь идеальное жаркое. Вот тебе и сто тридцать четыре.

– Турнедо ^[3] а-ля Долина смерти? М-м-м… Беру. Только прибавь к этому, Пэтч, гарнир из картофеля по-сахарски.

– Картофель имеет иную молекулярную структуру, Шон. Для него потребуется примерно сто восемьдесят три градуса. Не исключено, что подойдет жаркая весна.

– Около ста восьмидесяти трех градусов? Обалдеть! А как насчет шпината по-калахарски, братан?

Через неделю Патрик пригласил Шона с Бет к себе на обед и даже напечатал шутливое меню, в котором значились турнедо а-ля Долина смерти, но картошку испек при температуре 460 градусов и назвал картофелем по-венециански. Шон только что не вылизал тарелку и сказал, что это было лучшее мясо, какое он когда-либо пробовал.

Воспоминание об этом эпизоде навело Патрика на мысль. Он нашел компьютер, принес в кухню и налил себе еще кофе.

Напечатал в документе «Кулинарные рецепты для блога» Мясной рулет су-вид. Провел ладонями по лицу. Тебе тридцать восемь лет. Тридцать восемь, а ты все пишешь в блог! Не пора ли повзрослеть?

Это временно, Пэтч. Пока не найдешь другую работу.

Кликнул открытие странички в Интернете. Она носила название «Загон красного лося». Его блог обладал своей концепцией.

Ну-ка, поделись своими гениальными соображениями, Пэддибой!

Патрик писал посты для «Загона красного лося» с рекомендациями по совершенствованию одного, затем другого блюда, и в итоге получалось ресторанное меню. Его кухня служила тестовой площадкой для несуществующего ресторана – такого, какой он мечтал когда-нибудь открыть. «Загон красного лося» был бы не городским заведением – находился бы среди яблоневых садов. Однако у Патрика не хватало подготовки: он понимал толк в кулинарии, но не в ресторанном бизнесе. Вот и писал вымышленные меню в вымышленном блоге. Изобретал фантастические рецепты и готовил блюда для Ханны. Выкладывал, ел, превращал в посты.

В своем блоге.

Блог! Господи, какое безобразное слово. Звучит так, словно означает некое низменное отправление организма.

Патрик посмотрел на часы в плите. Встреча с доктором Розенстоком назначена не раньше трех – до нее еще пять часов. Со времени происшествия несколько недель назад он с ним виделся, однако не проникся уверенностью, что тот во всем разобрался.

Ты забыл, как дышать, Пэтч. А если поискать кого-нибудь, с кем ты мог бы посоветоваться?

Примерно месяц назад они с Ханной ехали на заднем сиденье такси к друзьям на домашний праздник. У водителя работало радио, и диктор рассказывал, что Америку подстерегает опасность самого серьезного со времен Великой депрессии финансового кризиса. Потеряв работу, Патрик послал свое резюме только в три места, решив, что основательно займется данным вопросом на следующей неделе. Ни из одного из этих мест ему не позвонили и не пригласили на собеседование. Даже на предварительную встречу.

…индекс Доу-Джонса менее чем за два месяца упал на тысячу с лишним пунктов, и эксперты предупреждают, что это лишь начало…

Патрик помнил, как сидел на заднем сиденье, поперхнулся и никак не мог проглотить. Не получалось. Пытался втянуть воздух. Не выходило.

Чувствуя себя ужасно глупо, он старался продохнуть, а Ханна просматривала сообщения в телефоне, не сознавая, что ее муж не помнит, как избавиться от помехи в гортани, а мир в это время вращался слишком быстро за окнами такси. Дыхание – одна из основных функций человеческого организма. Разве может человек забыть, как дышать?

Поэтому через неделю Патрик начал посещать по четвергам в три часа доктора Розенстока. Сначала они говорили о его работе – о том, как Патрика уволили, затем, как это на него повлияло и что он теперь чувствует.

– Тяжесть в груди.

– Ощущение именно в этом месте, Патрик?

– Да.

– Оно окрашено в какой-нибудь цвет?

– Нет.

– Имеет форму?

Патрик постеснялся ответить: какая, к черту форма?

А теперь начал опасаться, что он единственный на свете человек, чьи монохромные ощущения не имеют формы.

Спустя несколько недель темой их бесед стало его детство. Патрик говорил о своем прошлом свободно, но только до конца двенадцатого года жизни – до 18 августа, даты за шесть дней до своего тринадцатого дня рождения. Тогда перехватывало дыхание, он не мог проглотить.

– Может, будет лучше, если вы все напишете?