– Извини, Ха, сделай одолжение, взгляни на этот список. – Детектив извлек из-под «Мейл» еще один лист. – Эти люди заказали в ресторане столики на время ленча.
Альварес, Бахман, Денби… Ким, Макманус, Натан… Сэмсон, Сальварес, Виланоза…
– Нет, никого не знаю.
Детектив пригладил жидкую седую шевелюру.
– Ха, разрешаю тебе позвонить. Дай мне с ним поговорить. Хочешь, я с ним пообщаюсь? Мне нет необходимости арестовывать его.
– Я сама с ним поговорю, Майк.
– Ладно. Но я вмешаюсь. Или дай обещание, что больше ничего не случится.
Ханна опять посмотрела на снимок, но так, слово на нем был не муж.
– Согласна. – В этот момент она рассеянно думала, не ее ли вина в том, что произошло.
– Это меня жутко напрягает, – буркнул детектив. Его нога подрагивала и стучала о стойку. – Сейчас, Ха, я больше всего боюсь за тебя. Если будешь с ним говорить, думай, какие задавать вопросы.
– Я знаю, как общаться с людьми, Майк. И тем более как разговаривать с мужем, – отрезала Ханна.
– Только веди себя так, чтобы он считал, что сам решил тебе открыться. Мол, это его инициатива.
– Как-нибудь справлюсь.
– Только ни в коем случае не загоняй его в угол.
– Не забывай, это и моя работа.
– Большая разница разговаривать со свидетелем и с подозреваемым.
– Он не подозреваемый, а мой муж.
– Не подозреваемый? Черт побери, Ха, я не брал призов за обидчивость, но у меня были и другие картинки, которые я мог бы тебе показать.
– Майк, не сомневайся, я ценю твой поступок.
– Как же меня это все напрягает! – Маккласки потер ладонью шею. – Сейчас пропустить бы глоток. Джорджи, у тебя не осталось со Дня святого Пэдди зеленого «Гиннесса»?
Бармен оперся о стойку руками:
– Это лишь пищевой краситель, Майки. Могу тебе устроить. – Он хлестнул по стойке полотенцем и взял стакан.
– Нет! – воскликнул детектив. – Не обращай на меня внимания. Я как тот привязанный к мачте грек.
– Одиссей, – подсказала Ханна.
– Точно. Как Одиссей. Вот что, Джорджи, как бы сильно я тебя не просил мне налить, посылай меня подальше, потому что я дал обещание Линди. Пью за свое обещание. – Он поднял стакан с сельтерской и, сделав глоток, скривился, как ребенок от сиропа от кашля. – Господи, Ха, нет ничего хуже шипучки в овощных коктейлях. Объяснить почему? Каждый раз, когда мне вручают коктейль, я вспоминаю шутку: зеленое и крутится со скоростью сто миль в час.
– Продолжай, Маккласки, если хочется.
– Лягушонок Кермит в блендере. Уверяю, пюре из лягушки в тысячу раз вкуснее.
– А мне на ум приходит другая. – Бармен похлопал рукой по стойке. – Зеленое, пахнет свининой.
– Эй, Джорджи, давай-ка не сейчас! – Голос Маккласки посуровел. – Ты что, не видишь, у нас серьезный разговор? – Он с деланым удивлением всплеснул руками, и бармен отвернулся. Маккласки снова обратился к Ханне: – Понимаешь, Ха, сейчас у Патрика в голове сумбур – рвется сразу в десять разных сторон. Дай ему успокоиться, возвращайся домой в обычное время. – Детектив взял ее за руку и добавил: – Позвони мне, когда туда явишься. Я буду в холле. А ты, если он только косо на тебя посмотрит, запрись в ванной и сразу мне набирай.
– Я люблю тебя, Майк. – Ханна сжала его руку.
– Потрясающе. Ну а что люблю я, тебе известно. Три слова: «отставка, полный пенсион». – Он для наглядности начертил в воздухе слова. – Потому что, если кто-нибудь узнает, что мне было известно, кто человек в ресторане, и я промолчал… В общем, обещай мне, Ха, что не сваляешь дурака.
Она прижала руку к груди:
– Клянусь!
Маккласки с сомнением посмотрел на нее и положил на стойку несколько банкнот.
– Извини, Джорджи, что оборвал. Сам не свой от голода.
– Нет проблем, приятель, – кивнул бармен.
– Пойдем, Ханна, – произнес Маккласки. – Возьмем такси.
Слезая с табурета, она театральным шепотом бросила в сторону стойки:
– Палец Кермита.
Бармен моргнул ей вслед.
Ханне хотелось, чтобы такси ехало целую вечность. Она свернулась на заднем сиденье, и движение, как в детстве, успокаивало. Ханна, наверное, даже вздремнула. Так она ездила в юности, возвращаясь после семейных поездок и с отдыха. Вот если бы сейчас заснуть и, проснувшись, убедиться, что все случившееся нереально. Машина петляла по городским улицам, за окнами, подобно мыслям Ханны, мелькали новые сцены: ни за что не ухватишься, ни на чем не остановишь взгляд – муж размахивал ножом, свидетельство бесспорное, но это абсурд. Хорошо бы они ездили и ездили кругами, и, попав в одно и то же место в пятый, седьмой или тринадцатый раз, она сумела бы вычленить из людного тротуара некий смысл и услышать слова: «Дело вот в чем, Ханна, и надо поступить вот так». Такси остановилось на светофоре на Юнион-сквер, а если бы проехало на несколько футов вперед, Ханна увидела бы то самое место, где пять лет назад впервые поцеловалась с Пэтчем и, прежде чем их губы коснулись, поняла, что он – тот единственный человек, с кем она будет чувствовать себя в безопасности. Единственный, с кем ее будущее обретет направление и цель. И что теперь? Она ошиблась? Снова движение – Бродвей, кинотеатр, книжный магазин, Маккласки, Хибара, но как она может думать о работе в такой момент? Оказавшись за столом, Ханна сумела сосредоточиться лишь на одном: делать вид, будто чем-то занимается, а на самом деле ждала момента, когда настанет время отправляться домой. В груди страшная тяжесть. Есть все составляющие репортажа: подозреваемый – ее муж, орудие – нож, время – обеденное, место – ресторан в гостинице.
Для сюжета недостает одного – мотива.
Сидя на мягкой скамье с газетой, Маккласки кивнул из-за страницы Ханне, когда та пересекала холл и входила в лифт. Слишком расстроенная, она, поднявшись на этаж, не стала искать ключи и позвонила в дверь квартиры.
Когда Пэтч открыл, Ханна вошла не сразу, будто ждала, чтобы он пригласил. Муж посмотрел на нее так, словно это она вела себя странно. В глазах настораживающая в последнее время грусть, однако ничего нового Ханна не заметила. Поцеловав, как обычно, в щеку, Патрик спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Все в порядке, – ответила она и, будто освобождаясь от рабочего тумана, тряхнула головой и переступила порог.
– Извини, сегодня на ужин банальная паста. Не сумел вырваться и купить чего-то особенного. Пойду подогрею. – Слегка хромая, Патрик скрылся в кухне.
Заметив его хромоту, Ханна коснулась губ. Какое еще нужно доказательство? Разве снимка не достаточно? А затем подумала: «Каков он на вид – нормальный?» Но в прошлом году она утратила ощущение его нормальности.