– А теперь, мой слуга, неси мне мясо. – Она шлепнула себя по бедру.
Приятная боль поцелуя оставалась с ним, когда он сдабривал жаркое расплавленным маслом.
Его появление, как Патрик и рассчитывал, Ханна встретила аплодисментами. Как планировалось, когда замышлялась операция с Хорхе и ее возвращением домой. Под ножом мясо было тонким и розовым внутри, с темной корочкой снаружи. Картофель тоже был на высоте: крупинки соли, под ними излучающая свет золотистая корочка, в середине мякоть.
Ханна попробовала мясо, и, когда вздохнула и от восторга застонала, Патрик сказал:
– Я приготовил стейк, потому что…
– Хотел напомнить мне о том первом вечере, когда мы поцеловались, – перебила жена и, потянувшись под стол, коснулась его колена. – Но вернемся к нашей свадьбе. Поправь меня, если я ошибаюсь. Помнится, ты тогда стоял, как солдат по стойке «смирно». – Она развернула плечи и выпучила здоровый глаз. – Это было романтично. Именно так, как я представляла.
– Я был сосредоточен. – Патрик обвел вилкой в воздухе круг. – Серьезно относился к тем обещаниям, которые давал. И сегодня их чту.
– Ага! – Ханна мазнула его по щеке завязанным на запястье платком. – Теперь я понимаю, зачем он тебе понадобился.
Он посмотрел на нее с сомнением и произнес:
– Я полагал, что каждая клеточка моего тела изойдет слезами.
Ханна кивнула и улыбнулась:
– Ну а теперь, Пэтч, расскажи, как прошел твой день.
– Опять звонил отец. Все то же самое: хочет устроить мне встречу с человеком из «Голдман», который ему обязан.
– Надо встретиться.
– Ты же знаешь, Ханна, я ничего не хочу принимать от отца.
– Знаю, знаю. И уважаю твои чувства. Но мечтаю, чтобы ты был счастлив.
– Я счастлив. Разве не так? У меня есть ты.
– Это трогательно. Однако ты все равно подумай.
– Ладно. Но я могу справиться и сам найти работу.
– Конечно, можешь. – Ханна накрыла ладонью его руку. А когда посмотрела Патрику в лицо, он моргнул, словно чувствуя в себе пустоту, которую лишь она одна могла заполнить. – Знаешь что? – Вместе с изменением темы изменился и ее тон. – Я хочу еще вина.
Патрик взял бутылку, собираясь налить, но она накрыла рукой бокал.
– Из другой бутылки.
– А с этой что-нибудь не так?
– Просто хочу другую.
Он посмотрел сквозь бутылку на пламя свечи. Наполовину полная.
– Пэтч, пожалуйста, сходи за другой. Из правого угла на винной полке над шкафом. – Видя его недоумение, Ханна добавила: – Сделай, как я говорю.
Чтобы достать до винной полки над шкафом, Патрик встал на лесенку-табурет, но, не дотянувшись, забрался на гранитную столешницу. Вытянув бутылку из правого угла, он увидел, что вино в ней белое.
– Ты сказала из правого угла? – крикнул он. – Там шабли.
– Может, я ошиблась. Неси, какую хочешь. Любая сойдет.
Патрик выбрал «Мальбек» и вытер со стекла пыль.
– Открыть?
– Нет, просто притащи.
Качая головой, он вернулся в комнату и увидел, что на столе все сдвинуто к краю: тарелки, бутылка, подсвечники, приборы, винные бокалы. А на другом конце покоилась голова Ханны. Она лежала на спине и смотрела на Патрика через плечо – вытянувшаяся, нагая, ее тело сияло, отражая крохотное пламя свечей. Грудь, живот, бок.
– Извини, Пэтч, что я опоздала, – промолвила она.
Ее темные волосы обрамляли верхушки грудей, а между ними, как на перемычке солнечных часов, покоился первый кусочек мяса.
– Я подумала, тебе понравится начать сверху и спускаться вниз.
Кусочки мяса, как маленькие камешки перехода через ручей, тянулись цепочкой к пупку, разделяли пополам таз, ярко алели на яично-белой коже, поднимались и опадали на животе. Взгляд Патрика скользнул вниз, туда, где кроваво-красная дорожка исчезала между ног.
– Этого довольно? – спросила Ханна.
Красный соус запятнал ее бедра и ребра.
Патрик судорожно сглотнул и кивнул.
– Тогда не дай им остыть, Пэтч. – Она улыбнулась и скрестила руки за головой.
Он поставил бутылку с вином и поспешно разделся.
ПЭТЧ
Стоя за деревом, я начал с веревок, опутывавших Ханне шею, и молча перепиливал каждую. Когда тупой нож разрезал последнюю, она упала на землю, свернулась калачиком и закрыла голову руками. Кисти в пупырышках и царапинах, и некоторые уже начали воспаляться, кожа побурела, как разрез на яблоке. Ханна лежала, такая маленькая, и я заметил на задних карманах ее джинсов вышитых персонажей из мультиков – с одной стороны кот Сильвестр, с другой – птичка Твитти.
Я стоял, не зная, что делать, объятый стыдом и убежденный, что все произошло по моей вине. Оглядываясь назад, я бы посоветовал тому мальчишке наклониться и подхватить Ханну на руки. Но нет, первое в жизни испытание настигло его слишком рано. Разве можно подготовиться к чему-нибудь подобному?
Отплакавшись, Ханна потянулась ко мне, и я поднял ее на ноги, однако не мог смотреть в ее глаз и остановил взгляд на изображении рожка с мороженым в центре красной футболки. Только теперь белое мороженое было забрызгано красным, будто его оросили вишневым соком.
Она скрестила руки и согнулась, словно замерзла.
– Пэтч, теперь я хочу домой.
От ее слов у меня отлегло от сердца. Хоть какой-то план. Домой. Именно дома я мечтал сейчас оказаться и навеки остаться там.
– Тогда сюда, – сказал я, поворачиваясь.
Но как только встал к ней спиной, Ханна охнула:
– Господи, Пэтч, что случилось? В чем твоя рубашка на спине? В крови?
– Ах, это… – Я посмотрел через плечо. – Споткнулся о камень. Грохнулся так, что вырубился. Дрянная история, но ничего – встал.
Благородная бравада. Я отвернулся, чтобы скрыть кислую мину на лице, и мы тронулись в путь. Я помогал Ханне продираться сквозь чащу и, боясь, как бы она не наткнулась на что-нибудь здоровым глазом, раздвигал перед ней ветки. Что еще я мог для нее сделать?
На тропе я пошел вперед, но на берегу Джекобскилского ручья дождался, чтобы помочь ей перейти по камням. Ханна держалась за глаз, и я понимал, что ей больно. Попросив ее немного подождать, я достал из кармана бандану, смыл с нее кровь и мокрую свернул в виде холодного компресса.
Когда протянул Ханне, она лишь удивленно взглянула на меня.
Я взял ее за запястье, отвел от лица руку, и когда начал подносить бандану к ее лицу, невольно опять посмотрел в глаз. Раньше меня к этому принудил Мэтью, тогда в глазу была кровь. Теперь она высохла, и на одной стороне лица запеклись бурые корки. Мне удалось разглядеть веко со слипшимися ресницами. Я почти приложил бандану к глазу, но тут веко затрепетало, и я заметил в запекшейся крови кое-что еще.