Какого черта? Уже поздно для гостей.
Я кошусь на дом, но свет не горит ни в одной из комнат. Что они там делают в темноте?
Комок тут же подступает к горлу, и я еле сдерживаю тошноту.
– Она, наверное, заглянула, чтобы попросить муки для печенья, – шутит Кэм.
– Кто печет в такое время? – взрываюсь я.
– О, дорогая, некоторые готовы смаковать печенье всю ночь напролет.
Я поворачиваюсь к сестре и вижу, как она подносит два разведенных в сторону пальца ко рту и несколько раз проводит языком между ними.
– Отстань! – развернувшись к дому, бормочу я.
Но сестра лишь смеется в ответ и заводит машину.
– Уда-а-ачи-и-и.
Я смотрю на темные окна и с трудом проглатываю комок. Что она здесь делает? Что она с ним делает?
Да, это его дом, и, насколько мне известно, он ни с кем не встречался с тех пор, как я переехала сюда несколько недель назад. К тому же он молод, неженат и имеет полное право приводить женщин домой.
Но эти доводы не помогают успокоить лихорадочно бьющееся сердце и ноющий желудок. Пайк же знает, что я здесь. Неужели он не мог пойти к ней домой? Или снять номер в мотеле?
Я поднимаюсь на крыльцо, не слыша практически ничего из-за шума в ушах, и поворачиваю ручку. Но дверь заперта. Пайк практически никогда ее не запирает. Даже если я работаю до двух ночи.
Пытаясь удержать коктейль в левой руке, лезу в карман шорт в поисках ключа. Стоит мне отыскать его и открыть дверь, как страх обрушивается на меня. Если войду и увижу их в пикантных позах, то не уверена, что сдержу рвущиеся слезы и крики.
Пожалуйста, Пайк. Пожалуйста, не делай этого.
Вхожу в дом, тихо закрываю за собой дверь и запираю ее. В гостиной темно, и я старательно прислушиваюсь к любым звукам, которые могут подтвердить мои худшие опасения.
Затем медленно пробираюсь на кухню. Там на столе горит моя свечка с ароматом сладкого яблока, разгоняя тусклым сиянием темноту. Но ее зажгла не я.
Я стискиваю зубы. Он что, захотел создать романтическую атмосферу или что-то подобное?
Аккуратно выглядываю в окно и осматриваю задний двор. Свет в бассейне включен, но там никого нет.
Вернувшись в гостиную, направляюсь к лестнице, но, услышав приглушенный смех, тут же останавливаюсь и меняю направление. Как только медленно поворачиваю ручку на двери в подвал и слегка приподнимаю ее, голоса становятся громче.
– Хочу забить черный первым, – клянчит Эйприл.
– Но его забивают последним, – объясняет Пайк. Его голос звучит глубже и игривее, чем обычно. – Если он закатится в лунку, ты проиграешь.
– А что я получу, если выиграю?
– А чего бы тебе хотелось?
Она тихо смеется, а затем раздаются шорохи. Мне не видно бильярдный стол отсюда, но она прекрасно знает, что делает, и мне остается лишь в отчаянии сжимать ручку.
– Думаю, таким должен быть мой выигрыш, – звучит через мгновение его приглушенный голос в ответ на то, что она делает.
И, судя по интонации, ему это явно нравится.
– М-м-м, – стонет Эйприл.
Мои глаза округляются, а в голове тут же вспыхивает множество вариантов того, что они делают друг с другом.
Какого черта? Он всерьез решил переспать с ней? Как долго они уже здесь? Он же знал, что я могу вернуться в любой момент.
А я ребенок, черт возьми. Как мне делать домашнее задание, если они планируют сотрясать дом криками всю ночь напролет?
Уверена, он специально все спланировал. Если бы они хотели поиграть в бильярд, могли бы поехать в «Кий». Так что он явно привез ее сюда, чтобы трахнуть.
Я марширую через кухню в прачечную, открываю крышку стиральной машины и выливаю в барабан рутбир с мороженым, а затем отправляю туда же бумажный стаканчик. Захлопнув крышку, я запускаю машинку, после чего открываю сушилку, вытаскиваю его вещи и вновь закрываю дверцу. Раз он обращается со мной как с ребенком, то ребенка и получит.
Взбежав по лестнице на второй этаж, заваливаюсь в свою комнату и включаю магнитофон. Воздух сотрясается от рева Bad Medicine, пока я переодеваюсь в пижамные шорты и укороченную футболку.
Подхватив магнитофон, спускаюсь на кухню и сажусь за кухонный стол перед ландшафтной моделью, которую создаю для университета, пока музыка гремит на всю громкость.
Не проходит и десяти минут, как с лестницы доносятся тяжелые шаги Пайка. Я непроизвольно стискиваю челюсти, собираясь с мыслями.
Зайдя на кухню, он подходит к столу и выключает магнитофон. В доме тут же воцаряется тишина, и я поднимаю голову с невинным выражением лица.
– Ой, прости, – говорю я. – Не знала, что кто-то дома.
Пайк выпрямляется и грозно смотрит на меня, всем своим видом показывая, что из меня никудышная лгунья.
– Привет, Джордан. – Эйприл появляется на кухне вслед за ним. – Как дела?
– Отлично.
Я натянуто улыбаюсь ей, а затем возвращаюсь к своей ландшафтной модели, переставляя с места на место кусочек искусственной травы.
Пайк продолжает смотреть на меня, и в кухне повисает долгое неловкое молчание, пока Эйприл, видимо, пытается понять, что же тут происходит.
– Я пойду, – наконец говорит она.
Пайк колеблется, и я вижу, что он периодически сжимает столешницу, но не решаюсь посмотреть ему в глаза.
Я знаю, что веду себя как ребенок, и мне немного стыдно за то, что я пошутила над ним, но…
Он мог отвезти Эйприл куда угодно, а привез сюда. Видимо, надеясь, что я увижу их вместе.
Пайк провожает ее до двери, и до меня доносится неразборчивый шепот, но, как только дверь закрывается и поворачивается замок, с моих губ слетает вздох.
Она ушла.
Пайк возвращается на кухню, подходит к холодильнику, и я замечаю, что на нем все те же темно-синяя футболка и джинсы, а на ногах – рабочие ботинки. Значит, он не раздевался. И это хороший знак.
– Прости, я не хотел, чтобы ты почувствовала себя неловко, – говорит он, доставая из холодильника содовую. – Вообще-то, мы сами только что приехали. Она заехала на…
– Это твой дом. Мне все равно, – перебиваю я, делая вид, что полностью сосредоточена над ландшафтной моделью. – Делай что хочешь.
– Уверена? – спрашивает он, и в его голосе слышны нотки веселья. – Ты хлопала дверцами стиральной и сушильной машин, затем врубила музыку на всю громкость в десять часов вечера. Кажется, ты разозлилась.
Я качаю головой и пожимаю плечами.
– Тебе показалось. Я не ожидала, что ты изменишь свой образ жизни из-за того, что мне приходится жить здесь. Так что вперед!