Виртуальные войны. Фейки - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Почепцов cтр.№ 117

Специалисты по распространению информации в социальных сетях постоянно выявляют такую закономерность, что все попытки переубедить человека в результате только укрепляют его в исходном мнении. Этот феномен еще реализуется в виде поляризации мнений, характерной для соцмедиа, когда люди еще сильнее утверждаются в своей правоте в результате дискуссии.

Такое же подтверждение пришло также из исследования В. Кватрочокки, анализировавшего функционирование конспирологических представлений в соцсетях. Рассмотрение сложных событий, которые не имеют однозначной интерпретации, приводит к следующим результатам: «Выяснилось, что в этом случае конспирологи начнут все активнее (в нашем исследовании — на 30 % чаще) обращаться к новостям, пропитанным конспирологией. Словом, есть такой тип пользователей, которые не только не реагируют на все попытки разоблачения конспирологических новостей, но даже наоборот — еще больше продолжают верить в их существование.

Такое же явление мы наблюдали в другом исследовании, где изучались размещенные на Facebook аккаунты 55 млн. американцев. Как правило, не желая покидать зону комфорта, пользователи этой социальной сети отдают предпочтение лишь той информации, которая подтверждает их укоренившиеся, устоявшиеся убеждения, а потом распространяют ее далее по интернету. Более того, мы обнаружили, что со временем люди, которые тяготеют к конспирологической трактовке событий в одной какой-нибудь области (скажем, если они верят в несуществующую связь между вакцинацией и аутизмом), будут выискивать „заговор темных сил“ и в других областях. Оказавшись внутри своей эхокамеры, они предпочтут все на свете объяснять конспирологией. Все вышесказанное убеждает нас в том, что поставить заслон распространению в интернете искаженной информации крайне сложно. Любая попытка критического осмысления обычно перерастает в стычки между приверженцами крайних взглядов, приводя к окончательной поляризации. В подобной обстановке очень сложно донести правдивую информацию до читателя, а уж предотвратить распространение неточных сведений практически невозможно» ^[1048].

Кватрочокки, кстати, как и многие, увидел причину конспирологии в тяге к простым решениям и объяснениям сложных проблем. Но признаем, что это естественное поведения для любого человека. Условно говоря, увидев летящую из окна бутылку кефира, я не буду ждать сложной квантовой теории летающих бутылочек кефира, а приму самое простое объяснение.

Кватрочокки говорит о переходе к конспирологическим объяснениям: «Есть еще одно важное отличие научной новости от конспирологической: в ее основе лежит традиция рационального мышления, которая прочно стоит на эмпирическом фундаменте. Тяга к конспирологии появляется, наоборот, в том случае, если человек не в состоянии найти простое объяснение сложным явлениям. Именно сложность, трудноразрешимость таких вопросов, как, например, мультикультурализм, нарастающие проблемы мировой финансовой системы и технологического прогресса, может заставить человека, независимо от уровня его образования, искать более простые и незамысловатые объяснения, в которых четко обозначен виновник всех бед».

Нам представляется также, что причиной конспирологии является и то, что человечество накопило уже большой багаж необъясненных до конца событий, которые не хотят раскрывать правящие элиты. Трамп, например, рассекретил какую-то долю документов об убийстве Кеннеди. Но более важным вопросом является то, почему они продолжали быть засекреченными так долго, и что еще остается под замком.

СССР сохраняет молчание практически по всей своей истории. Из последних рассекречиваний 2018 года можно вспомнить дело футболистов братьев Старостиных ^[1049] и очередные документы по поводу начала войны 22 июня ^[1050]. Но это просто отдельные штрихи, а более серьезные события типа ареста или убийства Л. Берии, снятия Хрущева и другие остаются спрятанными за семью печатями. Да и начало войны остается до конца непроясненным, что отражено во множестве публикаций ^{[1051] [1052] [1053] [1054]}.

Мы ищем подтверждения уже имеющимся в наших головах представлениям, наш мозг даже быстрее обрабатывает такие сообщения ^[1055]. Когда мы переходим на какое-то представление, то сразу задним числом перестраиваем, что именно мы думаем об этом, чтобы не допустить в голове рекогнитивного диссонанса.

Мы хотим жить в кругу своих собственных представлений. Нас меньше стали интересовать мысли других, если они расходятся с нашими. Это не просто поляризация, пришедшая в результате распространения соцмедиа. Это, скорее, просто отрицание права на другое мнение, которое, кстати, каждый из нас легко может найти и в себе. И эта борьба с другим мнением серьезным образом «ожесточилась» с приходом соцмедиа, поскольку каждый теперь ощущает себя значимым автором.

Перед нами прошло перераспределение авторитетности. Раньше она была лишь у информационных гигантов. Особенно жестко это ощущалось в советской системе, которая жестко наказывала любое распространение информации вне официальных каналов. Инструментарий тиражирования всегда был под особым контролем спецслужб. Сначала это были пишущие машинки, потом множительная техника. Тебе не страшны чужие мысли, если они не тиражируются. Советские радиоприемники выпускались без коротковолновых диапазонов. Чужая правда не имела права на существование.

Множественность правд сегодня представлена в наличии разных стран с несходным пониманием «что такое хорошо» для каждой из них. Но если мы поднимемся над ними, то поймем, что множество проблем современной международной системы вытекают из того, что страны не только не признают право на «инаковость» других, но и потому, что у них исчезли соответствующего уровня специалисты. Профессионалы сегодня занимаются всем, естественно не имея опыта в каждой из областей. К. Гессен написал в этом плане о специалистах по России в кабинетах США, которые, по сути, не имеют нужного знания ( ^[1056], см. также ^[1057]). Кстати, во время войны на работу в области пропаганды брали исключительно людей не только знавших другой язык, но и продолжительный опыт проживания за рубежом.