Война и мы - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 241

Тут может последовать возражение: атаман — должность выборная, но ведь и у немцев, как и у нас, офицеры назначаются начальством. Откуда же у немецких офицеров мог быть атаманский менталитет? Во-первых (мы это рассмотрим ниже), немецкий офицер назначается на должность совершенно не так, как русский, и тем более советский, во-вторых, надо вспомнить, кем были наши страны 3–4 века назад. Россия и тогда уже была централизованным государством с царем во главе, а Германия представляла собой несколько сот всяких графств, княжеств и баронств, в которых часто сам барон и был единственным воином. Прототипом немецкого офицера был барон, собравшийся куда-нибудь сходить и кого-нибудь ограбить. Своих крепостных крестьян было неразумно делать солдатами — тогда в случае неуспеха еще и с голоду подохнешь. И такой барон собирал себе банду из добровольцев, таких же, как он. И выборы этого барона атаманом осуществлялись тем, что бандиты-добровольцы становились под его знамя.

У нас это плохо понимают, у нас в умах факт выборов связан с выдвижением кандидатов и голосованием за них. Но это всего лишь одна форма свободного волеизъявления. Между прочим, именно так (выдвижением и голосованием) выбирали себе атамана казаки, но уже артельщика русская артель избирала, скажем так, «по-немецки».

Когда наступала осень и мужикам требовалось заняться сезонной работой, скажем, лесоповалом, они собирались в артели и избирали артельщика. Делали это так. Среди них были мужики, способные исполнять эти обязанности или уже исполнявшие их. Эти мужики объявляли, что они согласны стать артельщиками, и теперь к ним в артели записывались желающие. Кому не нравился этот артельщик, мог пойти к другому. Между прочим, артельщик обладал огромной властью, к примеру, по его приказу артель жестоко избивала любого члена артели, осмелившегося не выполнить распоряжение артельщика.

Точно так же формировали свои войска (свои банды) и немецкие бароны, впрочем, их так в Европе формировали все короли и князья. Но это и есть самые настоящие свободные выборы. Правда, чем крупнее государство, чем сильнее король, тем выбор атамана — того, под кем служишь, — хуже ощущается и осознается. Ведь присягу даешь королю, а служишь не непосредственно под ним, а под тем, кого король укажет. А у немцев, с их огромным количеством карликовых монархий (их в начале XIX века было больше сотни) этот дух выборности атамана осознавался очень долго и теми, кто вступал к ним в компанию, и самими Гауптманами. Вот немцам и удалось сохранить этот дух до XX века.

А у нас все было по-другому. Уже очень давно сначала великие князья, затем цари и императоры России были отцами народа. Одни это понимали, другие нет, но статус их в народе был именно таков. Однако народом считался, повторюсь, только собственно народ — крестьяне, купцы, священники. Дворяне народом не считались, и царь был не их отцом, а их хозяином, а они — его слугами. Официальное именование себя при обращении к царю было «сирота», если письмо царю писал, к примеру, крестьянин, и «холоп», если письмо писал дворянин.

Так и разошлись мировоззрения русских и немецких офицеров: в немецком понимании офицер — это атаман, а в русском понимании — холоп.

Немецкий офицер видел в себе лучшего воина банды, а русский — лучшего слугу начальству.

Найдутся и те, кто скажут мне, что все это чепуха, не имеющая значения, что если такое и было, то было давно, и в наше время массовых армий это мировоззрение офицеров уравнялось во всех странах и никакого влияния на войну не оказывало. Как сказать! Вот давайте в качестве примера рассмотрим точки зрения советского и немецкого офицера на то, кто такой офицер.

В воспоминаниях маршала И.Х. Баграмяна, которые, повторю, в целом мне нравятся своей военной осмысленностью, меня покоробило такое предложение: «Части 31-го стрелкового корпуса генерала Н.В. Калинина попытались расчистить дорогу Военному совету и штабу (5-й армии. — Ю. М.), но на реке Удай не смогли преодолеть сильную оборону 4-й немецкой танковой дивизии». Кем, в понимании Баграмяна, являются Военный совет и штаб 5-й армии? Это цацы, которым воевать не надо, а их надо обязательно спасать. Баграмяну даже в голову не приходит, что если спасать, то спасать надо было не Военный совет и штаб, а 5-ю армию в целом и в ее составе эти самые «части 31-го стрелкового корпуса». А кем, в понимании Баграмяна, являются эти самые «части»? Это быдло, которое обязано было сдохнуть, чтобы цацы могли спасти свои шкуры.

А вот эпизод из воспоминаний немецкого обер-лейтенанта Отто Кариуса. Командир его роты фон Шиллер был трусом, и в результате произошел такой инцидент:

«Существовал приказ о том, что все при обстреле должны бежать в подвал дома. Этот приказ был совершенно оправдан, что подтвердил случай, когда русский снаряд упал с недолетом. Унтер-офицер из ремонтного взвода и ротный писарь были убиты осколками, когда направлялись в убежище, но не успели вовремя. Следовательно, предосторожность была совершенно необходима.

Однако фельдфебелей, которые спали в другой комнате, по соседству с нами, коробило, что командир всегда первым прыгал в подвал через дыру в полу, хотя такой спешки и не требовалось. Кроме того, в соответствии с воинской традицией командир должен думать о личной безопасности в последнюю очередь. Ротный связист, фельдфебель Шотрофф, в других случаях спокойный, надежный человек и образцовый солдат, сорвался, оскорбил фон Шиллера. Дошло и чуть ли не до рукоприкладства. Фельдфебель был взят под стражу как бунтовщик.

Фон Шиллер настаивал, чтобы я немедленно пошел с ним в военный трибунал. Нам в любом случае нужно было идти на совещание к командиру танкового полка дивизии «Великая Германия» полковнику графу Штрахвицу. По дороге я призвал фон Шиллера не портить жизнь такому надежному солдату, как Шотрофф.

В конце концов, я добился того, что он заколебался. Наверное, сообразил, что в трибунале придется говорить вещи, которые будут неприятны ему самому. Как бы то ни было, к моему огромному облегчению, он повернулся ко мне и сказал:

— Ладно, Отто, я все это обдумал. Ради тебя лично накажу Шотроффа за безобразное поведение. Посажу под арест, а потом возьму с собой на боевые действия.

…Последнее наказание было вдвойне фальшивым психологически. Назначение во фронтовые подразделения не могло быть карой, а только долгом каждого из нас. Оно требовалось от всех нас как само собой разумеющееся».

Оба мемуариста писали воспоминания много лет спустя после войны, и у них было время все обдумать. И даже при этом в понимании советского маршала командиры должны спасаться в первую очередь, а в понимании немецкого обер-лейтенанта — в последнюю. Если вы вспомните прочитанное выше, то в понимании генерала Гордова посылка на фронт — это наказание, а в понимании немецкого офицера — это долг.

Так что есть разница в том, кем являются офицеры твоей армии по своему мировоззрению, по взгляду на себя: атаманом (лучшим воином) или всего лишь «слугой царю и отцом солдатам». Последнее тоже звучит неплохо, но в бою оказывается, что из этих слуг далеко не все рождаются хватами и далеко не все являются отцами солдатам. Впрочем, как вы выше прочли, и не все немецкие офицеры были атаманами. Но мы же говорим о среднем офицере.