Война и мы - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 154

— Товарищ командующий, я, кажется, убит, — и уронил голову мне на плечо.

Да, он был убит. На моей гимнастерке и фуражке осталась его кровь».

Зададим себе вопрос — почему Горбатов и Гуртьев находились в таких местах, где их могли убить? Потому, что они настоящие полководцы и находились там, откуда они могли видеть своих солдат, ведущих бой. Они воевали, между прочим, как большинство немецких генералов той войны. Было бы место, откуда Горбатов и Гуртьев могли бы и бой видеть, и в безопасности находиться, они бы были там. Но такого места не было, и они исполняли свой долг полководца, невзирая на риск.

В энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945» на стр. 88 есть фото, которое описано следующим образом: «Командующий 1-м Белорусским фронтом К.К. Рокоссовский и командующий артиллерией А.К. Сокольский в гондоле аэростата. 1944». Между тем, подняться в гондоле аэростата ввиду противника было самоубийственно, почему ветераны войны очень редко вспоминают об использовании аэростатов для наблюдения в ту войну. Увидев аэростат, противник немедленно открывает по нему артиллерийский огонь, а истребители противника тут же пытаются его сбить. Так было и у нас, и у немцев, тем не менее, командующий фронтом Рокоссовский считал своим долгом видеть бой, который ведут солдаты его фронта, и без колебаний шел даже на такой риск.

В Крыму в декабре 1941 года высадились и вели бои войска Закавказского фронта, а штаб этого фронта находился за тысячу километров от Керчи в Тбилиси. И командующий этим фронтом Козлов, и начальник штаба Толбухин считали это очень удобным для мудрого командования боевыми действиями вверенных им войск, и никакие предложения по этому поводу в Ставку не вносили. А вот приехавшего в Крым Мехлиса это очень удивило, и он уже через неделю поставил перед Ставкой вопрос о выделении Крымского фронта из Закавказского и о переносе управления войсками Крымфронта на Керченский полуостров.

Но это не последнее, чем чревата боязнь полководцев приближаться к противнику. Давайте по этому поводу вдумаемся и в такой эпизод из воспоминаний Рокоссовского.

«Я не сторонник напускной бравады и рисовки. Эти качества не отвечают правилам поведения командира. Ему должны быть присущи истинная храбрость и трезвый расчет, а иногда и нечто большее.

В первые дни боев восточнее Ярцево наш НП находился на опушке леса. Примерно в километре от опушки расположилась в обороне стрелковая часть. Противник вел редкий артиллерийский огонь. Мы с генералом Камерой решили посмотреть, как окопалась пехота, и пошли к ней. Тут-то и развернулись события.

На наших глазах из-за гребня высот, удаленных километра на два, стали появляться густые цепи немецких солдат. Они шли в нашу сторону. Вслед за ними показалось до десятка танков.

Наша пехота не дрогнула и продолжала вести огонь из пулеметов по наступавшим гитлеровцам. Подала голос и гаубичная артиллерия.

Генерал Камера сказал, что вот-вот на опушке развернется противотанковая 76-миллиметровая батарея для стрельбы прямой наводкой. Началось все неплохо.

Немецкая пехота залегла. Танки приостановили движение.

А вскоре на горизонте появилась вражеская авиация… Немецкие самолеты уже пикируют на наши окопы. Усилился огонь вражеских орудий и минометов. Снова двинулись танки, догоняя цепи уже поднявшихся автоматчиков. Самолеты, встав в круг, бомбят наши позиции. Пехотинцы не выдержали, дрогнули. Сначала побежали к лесу одиночки, затем целые группы. Трудно и больно было смотреть на них…

Но вот из толпы бегущих раздались громкие голоса самих же солдат:

— Стой! Куда бежишь? Назад!.. Не видишь — генералы стоят… Назад!..

Да, действительно, мы с Иваном Павловичем Камерой стояли во весь рост, на виду у всех, сознавая, что только этим можно спасти положение.

Солдатские голоса и наша выдержка оказали магическое действие. Бежавшие вернулись на свои места и дружным огнем заставили опять залечь пехоту противника, поднявшуюся было для атаки.

Наша батарея уже развернулась, открыла огонь прямой наводкой по танкам, подожгла несколько машин, остальные повернули назад. Наступление было отбито.

Не помню, кто мне рассказывал, вероятно, кто-то из бойцов. Среди бегущих оказался бывалый солдат-усач, из тех, кто воевал еще в первую империалистическую. Он-то и не растерялся в трудную минуту. Бежит и покрикивает:

— Команду подай!.. Кто команду даст?.. Команда нужна!.. Бежал, бежал да сам как гаркнет:

— Стой! Ложись! Вон противник — огонь!

Я этого усача и сейчас представляю себе как живого».

Тут мысль простая — все понимают, что чем выше начальник, тем лучше он знает обстановку, т. е. силу своих и вражеских войск. И если начальник находится на месте боя, то, значит, все в порядке — значит, вне зависимости от того, как складывается бой в данную минуту, ничего страшного не происходит и враг все равно будет разбит. Если же начальник держится вдалеке от боя, если он ведет себя так, как будто собирается бежать в тыл, то понятно, что он не верит в победу, а если уж он не верит, то поражение неизбежно. И тогда, если не все, то очень многие начинают не победы искать в бою, а путей, как из этого боя удрать.

В воспоминаниях А.В. Невского есть эпизод, в котором уже в 1943 году во время наступления его дивизии без большого сопротивления немцев пьяный начальник штаба дивизии, услышав несколько случайных выстрелов, приказал отвести штаб дивизии назад. И тут же, без команды и без давления немцев, а только узнав об отводе штаба дивизии, один из командиров полков прекратил преследование немцев и тоже отвел назад свой полк.

А теперь представьте положение на Керченском полуострове, куда десантом высажены соединения трех армий, но за месяц после высадки командиры частей и соединений не только не видели фронтового начальства, но и знают, что оно держится не там, откуда лучше видно бой, а там, откуда удобнее смыться с Керченского на Таманский полуостров. Да будь в Крыму войска, полностью укомплектованные хорошо обученными русскими солдатами, а не кавказцами, только что собранными по аулам и плохо понимающими русский, то и в этом случае даже командиры чувствовали бы себя жертвами, отданными на убой начальством, не верящим в победу и только имитирующим войну. Чего же удивляться, что количественно, казалось бы, намного более слабые немцы 15 января 1942 года ударили и без проблем захватили Феодосию, которую до этого с большой кровью освободили десантники?

Мехлис, дав телеграмму Сталину о причинах поражения под Феодосией, заставил Козлова дать приказ с анализом феодосийского позора, Ю. Рубцов рассказывает о содержании этого приказа так.

«Основные положения этой телеграммы были подробно раскрыты в приказе войскам фронта № 12 от 23 января 1942 года, анализировавшем итоги неудачных для Кавказского фронта боев 15–18 января и в копии также отправленном Верховному. Приказ, подписанный командующим войсками фронта Козловым, членом Военного совета Ф.А. Шаманиным, а также представителем Ставки, констатировал, что были допущены «крупнейшие недочеты в организации боя и в управлении войсками». Так, после успешного завершения десантной операции в районе Феодосии и выхода частей 44-й и 51-й армий на р. Чурук-Су войска не закрепились на достигнутом рубеже, не организовали соответствующей системы огня, бдительного боевого охранения, непрерывной разведки и наблюдения. Командиры дивизий не использовали всей мощи огня артиллерии, мелкими группами бросали танки на неподавленную противотанковую оборону. Плохо было организовано управление войсками от штаба армии и ниже. Штаб фронта не знал истинного положения в районе Феодосии. Основной рубеж обороны Керченского полуострова — Акмонайские позиции был подготовлен неудовлетворительно.