У меня образовался перерыв в работе, появилось свободное время, и я решила посвятить его танцам.
Кристобаль — совершенно не мой типаж, но я ценю профессионализм в любом деле. Невозможно было не признать, что господин Перейра — истинный маэстро в своем искусстве.
А дальше, как говорят у нас в Тарасове, завертелось-понеслось.
Тут как раз тетушка Мила уехала во Владивосток, и я сама не заметила, как Кристобаль вселился в мой дом. С его появлением в мою жизнь вошел новый мир танца. Я лишь слегка заглянула в него.
Работа слишком важна, занимает девяносто процентов меня… а иногда все сто!
Тем более при ближайшем рассмотрении человек не так мил, как при первой встрече.
Кристобаль не блистал умом, ничем не интересовался, целыми днями валялся на диване в ожидании меня и читал идиотские книжки про попаданцев.
Я не рассчитывала на длительные отношения — для меня это был просто минутный каприз. Но мой партнер по танцам, смотрю, всерьез обиделся, когда я дала ему отставку. Кстати, временную. Но если так пойдет и дальше, она станет постоянной!
Когда так поступают мужчины: «Извини, дорогая, я должен работать, ты же хочешь ту шубку, что мы видели в витрине?» — это нормально, а если женщины, так сразу «стерва»…
Ладно, Охотникова, пора спать. Завтра важный день.
Дело в том, что завтра истекал полугодовой срок после смерти Леонида Лазарева.
Именно в этот день должно было состояться открытие его завещания. Сташевич предупредил меня, что будут необходимы повышенные меры безопасности.
Марина Эдуардовна тоже осознавала важность предстоящей процедуры. Хозяйка дома привела в порядок волосы и надела красное платье, видимо, пылившееся в шкафу с прежних времен — оно было ощутимо узко ей в талии.
Кроме того, Марина дала распоряжение няне искупать и одеть девочку.
За завтраком Луиза куксилась и болтала ложкой в чашке с хлопьями, забрызгала молоком стол и получила нагоняй от нервной матери. Мне показалось, что лицо у девочки бледноватое.
Марина удивилась, узнав, что я собираюсь сопровождать их с дочерью к адвокату.
Видимо, Лазаревой казалось, что я стану выполнять свои обязанности так же, как и все в этом доме, — спустя рукава. Поняв, что от меня не отвязаться, Масяня пожала плечами и дала подзатыльник дочери — просто так, на всякий случай. Я подавила рефлекторный порыв сломать ей руку.
Шофер, полный дядька средних лет, подогнал к дверям дома машину, и госпожа Лазарева с дочкой уселись на заднее сиденье. Я села впереди. Всю дорогу Луиза молча таращилась в окно, расплющив по стеклу крохотный нос, а Марина нервно курила.
Иосиф Леонидович ожидал нас в своей конторе, в старинном чистеньком особнячке на тихой улице в историческом центре.
Адвокат был свеж, подтянут и моложав. Казалось, Сташевич получал удовольствие от происходящего.
Ну, разумеется, юрист был знаком с содержанием документа, который предстояло огласить — ведь он сам его заверял. Посторонних в конторе юриста не было, только благообразная немолодая секретарша.
Сташевич приветствовал гостей, проводил в свой кабинет, усадил в кресла.
Луизе были вручены цветные карандаши и бумага — видимо, адвокат нечасто имел дело с детьми. Девочка не обратила на рисовальные принадлежности ни малейшего внимания.
Некоторое время Лу болтала ногами, стараясь посильнее стукнуть по обивке кресла, потом вытребовала у матери телефон и погрузилась в какую-то игру.
Зато никто не мешал юридической процедуре.
Марина мрачно смотрела на адвоката.
Сташевич извлек из сейфа запечатанный конверт и вскрыл его на наших глазах.
Марина облизнула накрашенные губы и часто задышала. Момент был драматический, нельзя не признать.
Сташевич картинно помедлил, прежде чем развернуть извлеченную из конверта бумагу. Наконец пожилой юрист поднес к глазам завещание покойного Леонида Лазарева и принялся читать.
Говоря коротко, все свое состояние Лазарев завещал дочери, а опекуном назначил адвоката Иосифа Сташевича.
Марина получила весьма щедрое содержание, но только до тех пор, пока не выйдет замуж. Причем Луиза становилась наследницей не только отца, но и бабушки.
Елизавета Михайловна была весьма состоятельной дамой, и ее деньги, а также недвижимость, включая дом в Ницце и несколько автомобилей, коллекцию ювелирных украшений и старинных камей — все это переходило к Луизе.
Когда Сташевич закончил читать, мы все как по команде уставились на девочку.
Наследница сидела, болтая ногами и, высунув кончик языка, сосредоточенно руководила жизнью нарисованного кота.
— Вы заранее знали, так? — хрипло спросила Марина, с ненавистью глядя на адвоката.
Сташевич поддернул белоснежную манжету рубашки, выдержал паузу и с достоинством ответил:
— Разумеется, я помогал Леониду Андреевичу в составлении этого документа. Точнее, консультировал.
Юрист выдержал еще одну паузу — на этот раз очень долгую.
Молчание в комнате сделалось раскаленным.
— Так что, если вы полагаете оспорить завещание вашего мужа, не тратьте понапрасну время.
Мне показалось или в голосе Сташевича звучало неприкрытое злорадство?
Вдова резко встала:
— Я найму лучших законников этом городе. Мы оспорим завещание.
— Лучший законник в этом городе перед вами, — ласково глядя на вдову, произнес Сташевич. — Деточка, не тратьте время. Примите последнюю волю вашего мужа как данность. Живите спокойно, наслаждайтесь жизнью. Растите дочку.
Марина опустилась в кресло.
— Я знаю, что вы обо мне думаете. «Да кто она такая? Что о себе воображает? Она никто, просто гопница, которой посчастливилось подцепить банкира на одну ночь и счастливо забеременеть в эту единственную встречу!»
Вообще-то именно так все вокруг и думали. Я удивилась, насколько точно Марина высказала наши общие с адвокатом мысли.
Госпожа Лазарева в упор смотрела на адвоката.
Было видно, что в ее мозгу происходит непривычная сложная работа.
Вдова пытается придумать, как обойти закон и найти выход из катастрофической ситуации. Хотя почему же катастрофической?
Покойный банкир назначил Марине весьма солидное содержание.
На эти деньги она сможет вполне благополучно жить до конца своих дней, а до этого момента еще очень далеко.
Сколько лет Марине? Двадцать четыре — двадцать пять, никак не больше.
Другая на ее месте была бы довольна, что больше не нужно ни о чем волноваться — живи себе, радуйся, расти дочку, именно это и посоветовал многоопытный Сташевич.