Смотрел я на свою машину. Ее грабили.
Какой-то клошарского вида субъект спокойно стоял у открытого багажника моего корвета и лениво перебирал его содержимое. Рядом с ним стояло ведро, очевидно предназначенное для моего бензина. Я натянул джинсы, свитер, визгнул что-то ошарашенной подруге и побежал вниз. Как я уже говорил, парадная – да, ПАРАДНАЯ! – была с обратной от припаркованной машины стороны. Обойдя дом, я привел дыхание в норму и приготовился к битве. Я был худ, хил и беспомощен, но горд, безрассуден и жаден. На улице – ни души, только ваш попкорный слуга и вор. Он сразу меня увидел, но копаться в багажнике не перестал, чем вконец испортил настроение. Я ожидал постыдного бегства, но нет. Поэтому, приближаясь, я думал, куда и главное, как бить. В голове стучала мысль: «Возьми палку, Хон Гиль Дон хренов». Идея хорошая, но с ней я бы обозначил свои намерения, а так был шанс притвориться прохожим и неожиданно обрушиться на рейдера со всей яростью ограбляемого полуеврея. Когда до цели оставалось метров семь, преступник развернулся в мою сторону. В руках он держал пистолет.
Идея притвориться прохожим нравилась мне все больше, а «яростно обрушиться» – все меньше.
Я невозмутимо прошел мимо налетчика, будто всегда в это время суток и года прогуливаюсь по району в свитере и ботинках на босу ногу. Оставалось спросить у товарища, как пройти в библиотеку. Глаза у гражданина были усталые, несчастные и пустые: бомж бомжом, но «Бог создал людей, а Кольт сделал их равными». Я понимал, что преступник он такой же неудавшийся, как и вся его жизнь. Не менее очевидным было и то, что ствол – максимум пневматика или просто игрушка. Но стоило ли проверять это ради нищебродского содержимого моего багажника? Нет. Я прискакал обратно в квартиру и неистово встал (филологи, пардоне муа) у окна. Воришка как раз занялся бензином.
«Кинуть, что ли, в него томиком Чернышевского», – подумала жертва насилия после разумного вопроса «Что делать?» Но тут на мое, воистину еврейское счастье я увидел двух милиционеров, идущих с другой стороны кустарника, отделяющего парковку от аллеи. Чудо чудное, диво дивное. Истошным криком «машину грабят, ловите его» я включил свет в половине окон дома и достиг желаемого результата. Двое с наручниками моментально продрались сквозь кусты и взяли преступника с поличным. Через минуту я присоединился к компании. Вора прижали к дереву, его глаза бешено вращались, рот скривился от готовности зарыдать.
– Твоя машина?
– Моя. Товарищ милиционер, у него пистолет!
– Пистолет! Ну все, б… Ты попал. Это вооруженное ограбление, сядешь по полной.
– Я никому не угрожал! – заблажил подозреваемый.
– Угрожал? – обратился ко мне «злой полицейский».
– Вообще-то нет… – честно признался я.
В глазах бомжа блеснула вера в человечество. «Добрый» милиционер обыскал преступника и достал из недр ватника пистолет.
– Это что???
– Пневматика…
– А если я тебе, сука, в глаз сейчас выстрелю?! – голос «злого» звучал убедительно.
– Значит, так, потерпевшему из-за тебя, козла, в отделении всю ночь сидеть неохота. Нам ты тоже на хрен не нужен. Либо мы тебя сейчас в лесок отведем, отметелим так, что на морозе ты сам к утру коня двинешь, либо расскажи мне что-нибудь. – «Добрый» ткнул меня в бок и незаметно кивнул головой.
«Злой» достал дубину и спросил у напарника:
– Есть чем рот заткнуть? Он же орать будет как свинья.
Бомж истерически залепетал:
– Мужики, вы чего, я же только бензин слить хотел, чтоб бутылку купить. Я пальцем никого не трогал!
«Злой» замахнулся дубинкой и рявкнул:
– Да тут у третьей машины за неделю бензин сливают. Заткни ему рот!
– Мужики, это я! Я во всем сознаюсь!
– С парнем, вон, договаривайся, пойдет он на тебя заяву писать?
Умоляющие глаза горе-преступника не оставили мне выбора.
– Поехали в отделение, дайте только документы возьму.
Через полчаса мы с клошаром сидели по разные стороны решетки в оживленном фойе местного отделения милиции. Еще через полчаса явился дознаватель и стал задавать различные неприятные вопросы, типа где я был в момент преступления, что делал и как все произошло. На вопросе «А чего ты в окно посмотрел?» я вдруг понял, почему так неуютно сидится, – презерватив был на мне… События развивались настолько стремительно, что мысли, точнее руки, до него не доходили. Зато теперь я только и делал что пытался понять, почему он не свалился и что будет, если свалится, когда я встану?
– Так, ладно, это не важно, давай составлять список украденного. Что было в багажнике?
– Кеды… – хмуро начал я перечислять свои сокровища. – Футбольный мяч, домкрат, лопата, покрышка. Вроде всё.
– Так, запишем… пытался украсть у Цыпкина Александра Евгеньевича кеды, футбольный мяч и т. д., чем нанес гражданину Цыпкину… так… ммм… значительный или незначительный ущерб?
Я был погружен в мрачные размышления о том, не начнется ли у меня на члене диатез от долгого сидения в презервативе.
– А как понять, значительный или нет?
– Ну, не знаю… ты бы расстроился, если бы все это потерял?
– Да… Кеды хорошие… – пробурчал я, представляя, каково ЕМУ сейчас в латексе.
– Очень бы расстроился?
– Очень.
– Так и запишем: «Нанес потерпевшему значительный ущерб».
Еще через час я был дома, подруга спала, а я изучал под лампой причину многих моих будущих и прошлых неприятностей. Еще через месяц меня пригласили в суд. За это время историю моего ограбления я рассказал друзьям, и парни с юрфака объяснили мне, что фраза «значительный ущерб» прибавила мужику пару лет к сроку. Не знаю, правда ли это, но чувствовал я себя Берией. Люди вагонами воруют, а тут из-за кед человека посадят.
На суде было многолюдно. Я уже не помню, почему. То ли сразу несколько дел слушали, то ли мой преступник сознался во всех кражах в Петербурге. Человек двадцать, не меньше, сидело в зале. Очередь дошла до моего эпизода. Судья зачитал (понятно, что текст я помню приблизительно):
– Подсудимый такой-то украл у потерпевшего Цыпкина кеды, футбольный мяч, домкрат, лопату и автомобильную покрышку, чем нанес потерпевшему ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ, – громко отчеканила судья, – ущерб.
В зале раздались злорадные смешки. Я стоял с «нашим знаменем цвета одного», понимая, что так рождается антисемитизм.
– Товарищ судья, а можно изменить показания?
– В смысле?
– Нууу… ущерб незначительный.
Снова гадкие смешки в зале. Я продолжал рдеть.
Что было дальше, из памяти стерлось. Приняли мои изменения или нет, не знаю. Надеюсь, приняли. Кеды в багажнике, кстати, так и остались. Они уехали вместе с мячом, домкратом и лопатой к новому владельцу машины, что, как вы понимаете, нанесло мне значительнейший ущерб.