Немного волшебства - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 42

Я сразу решил, что не надо мне с таким дедом встречаться. Очень вредный для спокойной жизни человек. Тем не менее однажды пересеклись. Эти минуты я запомнил на всю жизнь.

Как вы понимаете, Бинго сдал распутному дедушке одну из своих комнат. Борис Сергеевич устраивал любовь раза два-три в неделю, чаще всего в одно и то же время. Предупреждал заранее о визите и оставлял после себя идеальный порядок. Нам даже как-то становилось стыдно за собственную расхлябанность и бардачность. Присутствие деда мы опознавали по вымытым чашкам, иногда бокалу, какой-то новой еде в холодильнике и открытым занавескам на кухне. Более всего нам хотелось выяснить, кто-же его избранница. Ну как так?! Палочка, очки и три раза в неделю. До подглядывания опуститься мы не посмели, но судьба решила все сама.

Борис Сергеевич был до предела педантичен и если предупреждал, что покинет обитель в шесть, то в шесть ноль одну можно было заходить в пустую квартиру. Мы с Бинго на теме следов в истории очень подружились и все чаще заменяли паб либо его, либо моей кухней. И вот как-то, условно в шесть тридцать, идем мы к нему в квартиру, зная, что дедушка полчаса как должен уехать. С нами в парадную заходит миловидная женщина лет тридцати, обычная такая, не описать иначе, кроме как прохожая. Поднимаемся по лестнице и выясняется, что мы в одну квартиру. Сцена немее не придумаешь.

Мы тут же начали нагло изучать объект любви нашего жильца. Нет, ну прям хороша. И главное – никаких стеснений. Лицо даже не изменилось, когда мы встали у одной двери. Мы уже хотели как-то свалить, ну мало ли ошибся со временем Ромео, но не успели. Дверь открылась. Борис Сергеевич был в расстегнутой рубашке, бледен и измучен.

– Верочка, спасибо что приехала. Мальчики, простите, что задержался. Сейчас мне укол сделают, и я уйду. Извините, нехорошо стало. Да вы проходите в кухню.

Борис Сергеевич был один. Только стакан воды на столе.

– Борис Сергеевич, убьет это вас когда-нибудь. Ну я же вам уже сто раз говорила, так нельзя. Старый вы для таких волнений.

Мы тоже подумали, что как-то не очень изобретатель выглядит. Пора заканчивать с любовью. И тут же решили сами отжигать, пока вот такая с иглой не придет с того света вытаскивать.

Вера достала какие-то таблетки, штуку для измерения давления, шприц и увела деда в спальню. Вскоре они вернулись.

– Борис Сергеевич, всё. Хватит. Запрещаю как врач и как друг. Умрете прямо здесь, сгорите, а вы ей еще нужны, как-нибудь все образуется.

Борис Сергеевич опустил голову.

– Ну дай я последний раз, и пойду…

Он подошел к окну, стоял без движения минут пять, смотрел куда-то во двор, хотя я не очень понимал, что там такого интересного.

Я тихо спросил Веру:

– Куда он смотрит?

– Можно я расскажу, Борис Сергеевич?

Дед посмотрел на нас печально-счастливыми глазами и разрешил:

– Да теперь уж можно, все равно уезжаю.

– Внучка там его гуляет. У вас детский сад во дворике. Вот он и приезжает на нее смотреть. Родители так развелись, что их с бабушкой к внучке не пускают, только с судебными приставами, и каждый раз мамаша придумывает, как все сорвать. Вот он и ездит сюда все время. Сидит часами, и смотрит, и смотрит…

Я никогда не слышал до этого, как стучит мое собственное сердце. Стучит в каждом капилляре. И стыд… Такой тупой сверлящий стыд. Я не выдержал:

– Борис Сергеевич… Зачем же… Это же… Это же так больно…

Борис Сергеевич взглянул в окно еще раз, надел пиджак, посмотрел на нас тепло и изменил мой мир:

– Как вас зовут?

– Саша.

– Больно, Саша, в пустое окно смотреть, а в это просто тяжело. До свидания, ребята. Верочка, давайте до метро вместе дойдем.

Борис Сергеевич вышел из квартиры и больше не возвращался.

Бинго долго молчал, а потом сказал то, что жило в моей голове: «Что же вы делаете, сволочи, что же вы делаете…» Каждый раз, проходя этот двор, я смотрю на окно. Мне кажется, оно выгорело, как волосы у маленьких детей, бегающих летом под солнцем. Они не знают, откуда тепло. Да им и не важно. Тепло, и хорошо.

Ну а солнце… Солнце рано или поздно сгорит, пытаясь нас согреть.

Пролог

Недавно я был в бане. Общей. Помимо завсегдатаев, в этот раз прибыла группа иностранцев с целью экскурсии «до национального колориту». Они вошли в парную, как в музей, улеглись на самый верх и стали ждать, как мне кажется, мыльного массажа и happy-ending. Банные «дембеля» посмотрели на «салаг» с сочувствием и ехидством. Последним зашел маэстро с опахалом.

– Ну что, мужчины, погреемся?

– Николай Петрович, у нас тут санкционный товар неожиданно в парной обнаружился. Что делать будем?

Все засмеялись, громче всех смеялся хор санкционного товара, так как русского языка не понимал. Меньше всех – «экскурсовод».

– Ну как что, сожжем к ебеням.

В бане я редкий гость, стою тихонечко внизу и до реального жара не доживаю, но тут решил продержаться.

Пар пошел, Николай Петрович начал отжигать в прямом смысле этого слова. Опахало разгоняло горячий воздух и даже внизу становилось практически невыносимо. Через минут пять-семь начали раздаваться полуистеричные реплики.

– Петрович, жги! Баня для русских! Янки гоу хоум.

– Холодно что-то, поддай!

Первый иностранец не вытерпел и с какими-то проклятиями на испанском вылетел из парной. Трое оставшихся держались. Наши тоже постепенно сдавались.

– Сдохнешь тут с этими санкциями, – с этими словами из «медного быка» вылез пухлый мужчина с затылком профессора. Вскоре наверху остался один иностранец и горстка бывалых. Наши отчаянно вопили:

– Дожмем пармезан!

Я практически лег на пол, но терпел. Из любопытства. Рядом со мной вжался в доски «экскурсовод».

– Помрет же сейчас…

Он не выдержал и взмолился:

– Я вас очень прошу, предлагаю ничью, убьем парня – меня ж посадят.

– Ну что – ничья?!

Крепкий, сука, ну ладно, дадим гражданство, если что. Ничья!

Испанец стек в душевую, но лицо его светилось счастьем. «Дембеля» жали ему руку и стыдили остальных. Никто ничего не понимал, но было весело и интернационально.

Я гордился теми и другими, думал о простоте международных отношений и вспомнил неоправданно забытую уморительную историю из девяностых о «негре» в бане. Заранее прошу прощения, в данном произведении «негр» используется как исторический эвфемизм и цитата. Обиженные могут назвать меня «снежком». А так, разумеется, мы говорим об афроамериканцах, но в 94 году мы этих слов не знали, и их точно не знали основные герои рассказа.