Сулажин - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 5

– Сердечко. – Он комично скривил губы. – Три инфаркта, два шунта. Могу помереть в одночасье, а могу покоптить небо еще лет этак несколько.

– Я не хотел принимать Сергея Ивановича, – сказал Громов. – Это нетипичный для моих курсов случай. Но Сергей Иванович так упрашивал…

– И столько плачу за право присутствовать на этих беседах, – перебил Черепах. – Только здесь, в этом подвале, я ощущаю себя полноценно живущим. Там… – Он показал вверх и в сторону. – …Там я доходяга, инвалид, по которому могила плачет. А здесь на общем фоне я здоровяк и долгожитель. Сколько за этот год интересных людей повидал. И пережил. Вас, бог даст, всех тоже переживу… Ой, как они на меня смотрят!

Он зашелся от смеха, перешедшего в поперхиванье.

Что правда, то правда: мы, все четверо, даже травоядный Баранчик, одинаково сдвинули брови, а Гюрза даже зашипела – того гляди жало высунет.

– Брэк, – поднял руку Громов. – Спасибо, Сергей Иванович. Достаточно. Вы думаете, что я пускаю вас сюда из-за денег, а на самом деле вы исполняете очень полезную функцию раздражителя, без которого не может эффективно работать ни одна группа. Но смотрите не переборщите. А то Оксаночка вас прикончит, и я потеряю сразу двух пациентов. Какой это будет удар для моей самооценки и репутации!

Кажется, Черепах в самом деле троллил нас вполне сознательно. Во всяком случае, он немедленно перестал хихикать, положил ногу на ногу и умолк.

– Разминка закончена, – легко сказал Громов. – Я понаблюдал за вами, Николай. И, пожалуй, готов сказать, в чем заключается ваша главная проблема. В какой именно точке сконцентрирован эпицентр вашего страха. Если мой диагноз верен, это будет означать, что ключ у нас в руках. Останется лишь вставить его в замок и повернуть.

Я пожал плечами.

– Умирать страшно. Как любому человеку. Вот и вся проблема.

– Страх – одна из наиболее сложных, многонюансных эмоций. – Громов грустно улыбнулся. Я начал привыкать к этой его странной улыбке одними глазами. – С моей точки зрения, страх – это, собственно, даже не эмоция, это болезнь. Страх опаснее и вреднее любого физического недуга. Он мучает, парализует, убивает. Но если есть болезни, не поддающиеся излечению, то элиминировать страх всегда можно. Надо лишь правильно установить патогенез. Вам, Николай, только кажется, что вы боитесь смерти. На самом деле, если я правильно в вас разобрался, вы боитесь совсем другого.

– Чего это «другого»?

Я не мог взять в толк, к чему он клонит.

Громов поднял ладонь: погодите, не перебивайте.

– Корень проблемы в том, что вы храбрый человек. Привычный к риску. Я и сам был таким же. Мне легко вас понять. Вы ведь, выражаясь пафосно, не раз смотрели смерти в глаза?

– Приходилось…

– И ведь не трусили?

– Вроде нет…

– А сейчас чувствуете себя дрожащей биомассой и сами себя за это презираете. Наверное, мечетесь по дому? Бывает, что и плачете?

Я не ответил.

– Стыдиться тут нечего. – Громов заговорил тише, мягче. – Есть такой синдром, называется «Страх храбреца». В определенной специфической ситуации бывает, что люди слабохарактерные, даже робкие встречают смерть довольно спокойно, с достоинством, а прославленные смельчаки совершенно теряют лицо.

– В какой определенной ситуации? – пролепетал я.

– На эшафоте. У вас в анкете, в разделе «Изменение привычек», в графе «Чтение», написано: «Стал читать только историческую литературу». Это, кстати говоря, довольно распространенное явление среди моих пациентов с культурным уровнем выше среднего. У меня есть гипотеза, объясняющая этот психологический феномен, но не буду сейчас отвлекаться… Так вот, если вы хорошо знаете историю, вам наверняка известны казусы, когда храбрецы перед казнью молили о пощаде, или вырывались из рук палачей, или вопили. Я читал, что современников поразило малодушие, которое проявил на плахе Эдвард Стаффорд, доблестный рыцарь, победитель множества турниров, приговоренный к отсечению головы Генрихом Восьмым. Глава штурмовиков Рем, герой Первой мировой, когда его расстреливали, рыдал и бился. А вот трусоватый Риббентроп перед виселицей…

– Завязывайте с историей, а? – хрипло сказал я. Меня начинало трясти от этой лекции. Или от вкрадчивого голоса Громова. Или от чего-то другого. Не знаю. Я сам не понимал, что со мной.

– Хорошо. Я вот к чему веду. Храбрый человек – это человек, обладающий даром принимать быстрые решения в ситуациях повышенного риска. Когда есть выбор между тем, чтобы спрятаться от опасности или ринуться ей навстречу, он выбирает второе. Но должен быть выбор. А у осужденного на смерть никакого выбора нет. Вы, Николай, боитесь не смерти, а отсутствия выбора. Вы чувствуете себя связанным бараном, которому гарантированно перережут горло, и он ничего не может с этим поделать – только блеять…

Я зажмурился.

Откуда он знает?

Вчера ночью мне приснился кошмар. Именно про это. Как будто я снова в горах, в плену у «чехов», и меня сейчас зарежут. Вывернули руки, подносят к горлу ржавый зазубренный тесак, а я не могу даже отвернуться – сзади тянут за волосы. Я проснулся с воплем.

– В слезах ничего стыдного нет, – быстро сказал Громов. – Плачьте. Это полезно…

Но расклеиваться на людях – до этого я еще не докатился.

– Покурю, – буркнул я сдавленно.

Быстро поднялся, чуть не опрокинув стул. Вышел.

– Браво, маэстро, – пробасил за моей спиной Черепах. – Не устаю восхищаться.

Громов ответил ему:

– Молчите…

В коридоре я никак не мог вытащить из пачки сигарету. Не слушались пальцы. А когда наконец достал, увидел на стене табличку «Thank you for not smoking» – и бульдог в котелке с перевернутой книзу трубкой.

Окей. Покурить на свежем воздухе – это еще лучше.

Во дворе я вдохнул полной грудью весенний воздух. Дышать стало легче. Руки дрожали, но клокотание в горле утихло.

Чертов «маэстро» попал в самую точку. Бараном на бойне – вот кем я себя чувствовал все эти дни. И впервые подумалось: а может, хрен вам всем? Катитесь со своими тремя месяцами?

Не уверен, что Громов желал достичь именно этого эффекта. Но впервые за двенадцать дней тоскливый ужас немного отодвинулся.

Я сразу позвонил Льву Львовичу и рассказал про свою идею.

Он выслушал, не перебивая. Когда я замолчал, сказал:

– Ну, этот выбор у тебя остается всегда. И пистолет не понадобится. Есть способы получше. Застрелиться гораздо трудней, чем ты думаешь. Мне дважды приходилось доставать пулю из мозга несостоявшихся самоубийц. Оба выжили. Правда, одного парализовало, а второй остался идиотом… Нет, Николай. Я тебя к Громову не за этим посылал. Пусть он с тобой еще поработает.